"Айон Декле. Картина " - читать интересную книгу автора

картине, но сейчас все дружно повернулись. Картер быстро подошел к окну и
задвинул шторы. Навстречу им по пологому склону с трудом взбирался Рамирес.
Он сделал себе костыль, но, должно быть, пользоваться им было трудно и
вообще художник едва стоял. Больная нога отказывалась служить. Она распухла
и побагровела. Отвратительные синеватые полосы тянулись от лодыжки вверх. Он
отрезал часть штанины и, видимо, пытался лечить рану. Бедро было туго
перетянуто жгутом.
- Гангрена... - прошептал Джейк.
- Он, должно быть, выдавил яд, но... - еле слышно пробормотал Картер.
Казалось, минула вечность, пока Рамирес подошел поближе. На каменистом
склоне не было тропинки. Все обрадовались, когда он настолько приблизился,
что нога ушла из поля зрения. Теперь было ясно видно его лицо.
Впервые они увидели художника на картине так близко. Он явно одичал. И
постарел. В лице застыла боль, и, хотя он старался сохранить спокойный и
невозмутимый вид, щека и глаз у него подергивались.
Он смотрел прямо перед собой, но не на них, а сквозь них, куда-то
вдаль. Они знали, что он их не видит. Он осторожно сунул руку за пазуху и
вытащил кусок сложенного ватмана. Ватман был белым, ослепительно белым, того
особого сорта, который используется для рисунка. Он блестел. Художник, стоя
на одной ноге и опираясь на костыль, чтобы сохранить равновесие, с трудом
развернул ватман. Им хотелось разглядеть надпись еще до того, как он
протянет его к ним, но Рамирес, казалось, разгадал их желание и, усмехаясь,
нарочно медлил.
Повернутое к ним лицо - улыбка-гримаса, искаженная болью, - было
ужасно. Всех била дрожь, когда художник на картине усмехался долгой,
бесконечно долгой улыбкой. Но в глазах, пьяных, глубоко ввалившихся,
опутанных сетью морщинок, таилось непонятное им сострадание. Было в этом
сострадании что-то близкое к ненависти, близкое к любви, далекое от того и
другого, какое-то глубокое понимание и жалость. Зрелище было невыносимым.
Он протянул блестящий белый кусок ватмана. Теперь видимость была такой
хорошей, что можно было различить каждую морщинку в местах сгиба. Крупные,
тщательно выписанные буквы гласили: ВОДА ПРИБЫВАЕТ.
Рамирес уронил ватман, повернулся и заковылял вниз к дому. Через
несколько секунд они увидели козу без привязи, бежавшую к огороду. Коза
принялась за овощи. Рамирес скрылся в доме.
В немом очаровании они смотрели, как мутная коричневая вода ласково
плещет среди прибрежной зелени.
Все было кончено. Картер сидел, сжав голову руками, и старался убедить
себя, что надо напиться. Заставить мозг забыть о картине на стене. Но не
выйдет. Телефон должен скоро зазвонить, и, как ни тяжело, нужно довести это
дело до конца.
Мутная коричневая вода медленно, но неуклонно поднималась все выше и
выше. Она подступила к двери домика Рамиреса, заплясала у окон и хлынула
через них внутрь. Коза убежала куда-то вверх. Картер надеялся, что ей
удалось спастись.
Кажется, именно в это время он догадался позвонить и послать вертолет -
убедиться, что каньон действительно затоплен. Так оно и было, и сейчас в том
месте, где когда-то поднимались стены каньона, из воды не торчали даже
зазубренные вершины скал. Каньон еще пытался бороться с водой, но был
обречен. Вода забралась на холм, переполнила каньон, как чашу, и хлынула