"Айон Декле. Картина " - читать интересную книгу автора

- У вас уже все разложено по полочкам, - сказал Рамирес. Он обвиняюще,
в упор взглянул на Картера. - Искусство - это не то, о чем вы говорите.
Нет, - он залпом выпил текилу. Искусство - это...
- Ну, ну, - подбодрил его Картер, делая знак Марии, чтобы та унесла
бутылку. Но она наполнила стакан и рядом с ним положила еще один ломтик
лимона с миниатюрного фарфорового подноса. Рамирес взял стакан, но не отпил,
а стал вертеть его в руках.
- Искусство, - заговорил он, - состоит в том, чтобы создать нечто на
пустом месте. Показать нечто такое, чего никто никогда не видел. Помните
того парня, который выкрасил оранжевой краской пятнадцатиметровый холст? Он
назвал его "Оранжевое полотно", показал людям оранжевый цвет - только и
всего. Но некоторые из них... они никогда не видели оранжевого цвета. Они
думали об оранжевых свитерах, оранжевых стенах, но никогда не видели
оранжевого цвета. Это и есть искусство. Или на какое-то время продлить
чему-то жизнь - это тоже искусство. Заставить что-то длиться, после того как
оно перестало существовать. Внушить людям чувство к женщине, умершей
четыреста лет назад. Мона Лиза - это искусство.
- Вот именно! - сказал Картер. Он подался вперед и выключил аппарат для
массажа. - Ну а как же вы заставите людей волноваться? Как добьетесь, чтобы
людям не было в высшей степени наплевать, ну, скажем, на мою жену Марию? Она
так же прекрасна, как Джиоконда, но неужели вы думаете, что сделаете ее
столь же значительной, если изобразите на холсте?
- Нет, - ответил Рамирес, - не сделаю.
- Самое главное, что вы должны увидеть и прочувствовать, а затем
перенести на холст, - продолжал Картер, - это общие для всех переживания; А
их просто-напросто нет. С этой проблемой столкнулись, еще на пороге
двадцатого столетия, когда стали экспериментировать с податливой пластичной
реальностью холста в двух и трех измерениях. К пониманию этого начали
приходить еще тогда. Стоило только начать, ну а дальше вовсе ничего не
осталось. Только отдельные новаторские приемчики. Бесполезно, Рамирес:
создавать бессмертные произведения теперь нельзя. Искусство - это вещь для
прошлого и из прошлого. Все наши бессмертные творцы уже родились, наши
Шекспиры, наши Сервантесы.
Взгляд Рамиреса стал отрешенным. Художник надолго замолчал. Картер
вертел стакан с джином, прислушиваясь к звяканью льда о стекло. Рамирес не
двигался. Картер взглянул на часы и вспомнил, что у него свидание. Деловое
свидание, а если вы хотите преуспеть, то дело должно быть прежде всего. Он
кашлянул. Рамирес резко поднял голову и взглянул на него.
- Я мог бы кое-что сделать, - сказал художник. - Нечто такое, что
заставило бы вас волноваться.
- Не говорите глупостей, - ответил Картер, вставая. - Мне нравятся ваши
картины, но... вот в прошлом году вы написали для меня портрет Марии.
Красивая и сильная вещь. Отдаю вам должное. Но она не волнует меня
настолько, чтобы я предпочел ее обществу жены в натуре, так сказать. И не
раскрывает мне ничего нового ни в Марии, ни в ком-либо другом. Прекрасная
картина, но я не назвал бы это искусством.
Рамирес залпом осушил стакан. Дыхание его участилось, и Картер
испугался, что он попросит еще текилы. Но художник неожиданно встал и разбил
стакан о каменный пол террасы.
- Значит, вам хочется чего-то нового? - выкрикнул Рамирес. - Вам всегда