"Ирина Дедюхова. Мы сидим на лавочке" - читать интересную книгу автора

школу, Клава тут же услышала за спиной хихиканье и перешептывание. От этого
она терялась на уроках и стеснялась выходить к доске. В деревне они всегда
подсказывали друг другу, а здесь ребята только шептали ей: "Жиро-мясо-о..."
Хиля тоже подсказками не баловала, она все больше помалкивала, и нутром
Клава чувствовала, что она ее боится. Да, раньше Клавку просто любили, а
теперь ее почему-то все ненавидели и боялись, хотя она как была Клавкой,
так ею же и осталась.
Через две недели таких терзаний Клава сказала мамке, что ей надо бы
вернуться домой. Мамка принялась плакать, просить прощения за то, что
сбросила Клавку в младенчестве на бабку, а потом стала угрожать, что если
Клавка от нее съедет, то она кинется в петлю. И Клава поняла, что ей надо
как-то приживаться в этом поганом городе.
После уроков Хиля все возилась возле Клавы со своим ранцем и громко
сопела носом. Выходила она из класса поздно, уже когда с шестого урока к
Клаве приходила математичка, чтобы заниматься с ней неправильными дробями.
После уроков Клаву оставляли теперь каждый день, и она с тоской глядела в
окно на улицу, где под старыми липами весело галдели мальчишки из их
класса. Но потом у Клавы случилась радость - заболела математичка. Она
выскочила вместе со всеми из школы, радостно махая огромным кожаным
портфелем, купленным бабкой прошлым летом в кооперации за три сотни свежих
яиц. Под липами мальчики лупили Хилю. Она стояла с трясущимся подбородком
среди разбросанных тетрадок и закрывала голову руками от ранцев
одноклассников. Портфель у Клавы был тяжелый, но она очень переживала за
его хрупкий золотистый замочек. Поэтому ей пришлось бить мальчиков руками,
аккуратно приставив портфель к стволу липы на сухое место. Мальчики
оказались очень легкими, и вначале Клава била их вполсилы, жалея. Но потом
Шмыков, по прозвищу Хмырь, ударил ее по животу. У Клавы сперло дыхание, и
потемнело в глазах. Она стала драться всерьез, забыв все неписаные правила,
внушенные ей в деревне. После ее двух прямых ударов по чьей-то морде драчка
как-то сама собой закончилась, и Клавка осталась одна возле ревущей на
земле Хили. Она с огорчением увидела синяк на Хилином лбу и подумала, что
Хмыря придется встретить и завтра, а может быть и еще пару раз, лишь бы
математичка поболела с недельку. Клава потянула Хилю с земли за пальто, но
в той будто что-то надломилось от ее неожиданного вмешательства, поэтому
она не поднималась, захлебываясь слезами от боли и жалости к себе, такой
несчастной и побитой.
- Ты, Хилька, вставай! Тебя на грунте сейчас мигом прохватит! Будешь
потом сопли на кулак мотать, как наша математичка. Давай, давай, Хиля! Ни
чо! Им тоже досталось! Ну-ну, будет тебе... Я вот все спросить хотела, что
это у тебя, Хиля, имя такое странное? Вы не из татар, случаем, будете? Уж
шибко ты черноголовая, подруга.
- Вообще-то меня Рахилью зовут, - пропищала Хиля. - Мы, Клава, из
евреев будем. Ты же слыхала, как меня мальчики жидовкой обзывают...
- Ну и что? Да лучше бы меня тоже жидовкой называли, чем так... Видишь
же, какая я толстая. Просто не знаю, как жить дальше. Бабка обещала, что я
потом израсту, да какое там! Только раздаюсь в плечах. В мамкино пальто уже
не влезаю. Ты давай, поднимайся! Давай, давай! Ну, не реви, Хиля. Обопрись
на меня, и пойдем понемногу. Вот так, так... Ты, Хиля, плюнь на всех. Знай
себе, шевели копытами.
Хиля со стоном поднялась, но опираться на Клаву стеснялась. Тогда