"Ирина Дедюхова. Ночной дозор" - читать интересную книгу автораа потом - хоть трава не расти! А расплачиваться ведь всей улице придется!
Когда ты сосать будешь, - думай, что сосешь и у соседей, с которыми давно кровно повязан, пащенок! Сидоренко повернулся и пошагал к своему дому, а в голове Нины гулким набатом звучали его слова: "Кровно повязан!" - Тут, Нин, видно, одним ночным дозором не отбрешешься, - почти спокойно, но с внутренним напряжением произнес Вениамин. - Тут придется и дневной дозор устраивать и с сумеречным дозором выходить... Запустили мы всю эту петрушку с укропом, заросло все дурной травой... "Заросло! Все заросло!" - кровью билась в нинкины виски назойливая мысль. Поэтому все последующие события она различала сквозь звездопад, сыпавшийся им с Вениамином головы 58-го размера с темного июльского небосклона, каких-то летучих мышек, корчившихся перед нею ушастой физиономией Сидоренко, ну и, конечно, сквозь кровавую пену в глазах. Это уж само собой, как говорится. То с одного, то с другого края Зеленки раздавался треск выламываемых дверей, звон разбитых стекол и заполошные крики: "Не буду больше сосать! Чес слово, не буду сосать! Пожрать ведь хотелось по-человечески!.." Шакирыч возле своего ларька с тревогой прислушивался к происходящему. Всех клиентов будто ветром сдуло. Шакирыч понял, что пожрать по-человечески в эту ночь ему не доведется. В глубине еще не совсем разложившейся при коммерциализации общества души он понимал, что потихоньку превращается в настоящего вампира, досасывая зачастую последнее. По этой причине дневной свет стал для него непереносим, он заливал слезой раскаяния глаза и стыдом прожигал кожу. Но как только догорал последними кровавыми отблесками закат, бестрепетно подправить все ценники, увеличив стоимость соленых орешков в пять раз, заломить дикие цены за пиво и водку, отлично зная, что никто ночью из Зеленки не выберется, поскольку вампиры из городского автопарка отменили вечерние рейсы. "Ну, и что? - в который раз проговаривал он свои ночные самооправдательные монологи. - Подумаешь, кровосос! Если я не отсосу, так кто-то другой присосется! А я ведь немного высосу, только ведь чтобы пожрать по-человечески!" Но в глубине не совсем еще погибшей души он понимал, что последнее он говорит себе явно в утешение. В этой самой, пока еще живой частичке своей души, он твердо знал, что не по-человечески он жрет, не по-людски! Он вспоминал свою мать, Венеру Мумбараковну Шакирову, передовика Подлескинского тепличного хозяйства, отца, Шакира Имраевича Шакирова, личного водителя директора мясокомбината, деда, ветерана войны и труда Имрая Бишмербековича Шакирова, - и чувствовал, как стыд начинает выжигать кожу лица, будто среди ночи до него добрался тонкий лучик солнечного света... - Шакирыч! Шакирыч! Спасай всех, Шакирыч! - с воплями неслись к его палатке пенсионеры Вострякова Клавдия Ивановна и Перепелицын Клим Борисович. - Да что случилось-то? - с нескрываемым волнением спросил пожилую пару Шакирыч. - Писец нам всем пришел, Шакирыч! - проговорил, задыхаясь, Клим Борисович. - Давно ожидали, если честно. Я давно говорил, что если мы их не поженим срочно, то писец неминуем. Если их самих не повязать, они непременно к нам привяжутся! А вы мне что говорили? Что? "Отвяжись от людей, Клим! |
|
|