"Даниэль Дефо. Дальнейшие приключения Робинзона Крузо составляющие вторую и последнюю часть его жизни и захватывающее изложение его путешествий по трем частям света, написанные им самим" - читать интересную книгу автора

в устье большой реки Ориноко, но эти острова не имели ничего общего с моим.
Единственная выгода от этого была та, что я был выведен из большого
заблуждения, а именно, что земля, виденная мною с острова, материк; на самом
же деле это был не материк, а длинный остров или, вернее, ряд островов,
тянущихся от одного до другого конца широкого устья Ориноко. А
следовательно, и дикари, приезжавшие на мой остров, были собственно не
караибы, но островитяне, обитавшие несколько ближе к нам, чем остальные.
Короче говоря, я посетил бесплодно несколько островов; некоторые из них
были обитаемы, другие безлюдны. На одном из них я встретил несколько
испанцев и думал, что они живут здесь, но, поговорив с ними, узнал, что у
них неподалеку стоит шлюп и они приехали сюда за солью и для ловли жемчуга с
острова Тринидат, лежащего дальше к северу, под одиннадцатым градусом
широты.
Таким образом, приставая то к одному острову, то к другому, то на
корабле, то на французском шалупе (мы нашли его очень удобным и оставили у
себя, с согласия французов), я, наконец, попал на южный берег моего острова
и тотчас же узнал местность по виду. Тогда я поставил наше судно на якорь
против бухточки, невдалеке от которой находилось мое прежнее жилище.
Увидав его, я тотчас позвал Пятницу и опросил его, узнает ли он, где мы
находимся. Он осмотрелся вокруг и захлопал в ладоши, крича: "О, да! здесь!
О, да! здесь!" и указывал рукой на наш старый дом. Он плясал и скакал от
радости, как безумный, и чуть было не бросился в воду, чтобы плыть к берегу;
а два удержал его.
"Ну что. Пятница, как ты думаешь, найдем мы здесь кого нибудь? увидим
мы твоего отца? Как тебе кажется?" Пятница долго молчал, словно у него
отнялся язык, но, когда я упомянул об его отце, лицо бедняка выразило
уныние, и я видел, как обильные слезы покатились по его лицу. "В чем дело
Пятница?" спросил я; "разве тебя огорчает мысль, что ты, может быть, увидишь
своего отца?" "Нет, нет", сказал он, качая головой; "мой не видать его
больше; никогда больше не видать!" "Почему так, Пятница; откуда ты это
знаешь?" "О нет! О нет! Он давно умрет, давно умрет; он очень старый
человек". "Полно, полно, Пятница, этого ты не можешь знать! Ну, а как ты
думаешь, других мы увидим?" У Пятницы, должно быть, глаза были лучше моих,
потому что он сейчас же указал рукой на холм, высившийся над моим старым
домом, хотя мы были от него в полумиле, и закричал: "Мой видит! мой видит!
да-, да! мой видит много человек там - и там!" Я стал смотреть, но никого не
мог разглядеть, даже и в подзорную трубу - вероятно, потому, что направлял
ее не туда, куда следовало; но Пятница был прав, как я узнал на следующий
день: на вершине холма действительно стояли человек пять или шесть и
смотрели на корабль, не зная, чей он и чего от нас ждать.
Как только Пятница сказал мне, что он видит людей на берегу, я велел
поднять на корме английский флаг и сделать три выстрела в знак того, что мы
друзья. Четверть часа спустя над краем бухты взвился дымок; тогда я немедля
велел спустить лодку, взял с собой Пятницу и, подняв белый флаг мира,
направился прямо к берегу. Кроме того, я взял с собой еще молодого
священника; я ему рассказал всю историю моей жизни на острове и вообще все о
себе и о тех, кого я оставил там, и ему страшно хотелось поехать со мной. С
нами были еще шестнадцать человек, хорошо вооруженных на случай, если бы мы
нашли на острове новых и незнакомых людей, - но оружия пускать в ход не
пришлось.