"Даниэль Дефо. Счастливая куртизанка, или история жизни и всевозможных превратностей судьбы мадемуазель Де Бело, впоследствии именуемой графиней де Винцельсгейм германской, она же особа, известная во времена Карла II под именем леди Рокс" - читать интересную книгу автора

которой идет речь, у нас нет оснований сомневаться в их достоверности.
Из ее бесхитростного рассказа видно, что она не стремится ни
оправдывать свои поступки, ни, тем более, советовать другим следовать ее
примеру в чем-либо, кроме ее чистосердечного раскаяния. В многочисленных
отступлениях, - коими она перебивает свой рассказ, она сама себя осуждает и
клеймит с жесточайшей суровостью. Как часто и с какой неподдельной страстью
казнит она себя, тем самым внушая нам справедливый взгляд на ее поступки!
Это верно, что, следуя дорогами порока, она достигает неслыханного
успеха; однако, даже достигнув вершины земного благополучия, она то и дело
признается, что радости, доставшиеся ей неправедным путем, - ничто перед
муками раскаяния и что ни утехи богатства, в котором она, можно сказать,
купалась, ни пышные наряды и выезды, ни даже почести, которыми она была
окружена, - не даровали ее душе долгожданного покоя и не позволяли ей
забыться ни на час в те бессонные ночи, когда она к себе обращала слишком
заслуженные укоры.
Благочестивые размышления, на какие наводит читателя эта часть повести,
полностью оправдывают ее обнародование, ибо заставить людей глубоко
задуматься и есть та цель, коею задался рассказчик. И если, излагая сию
историю, не всегда можно обойтись без описания порока во всей его
неприглядности, рассказчик просит читателя поверить, что он приложил все
усилия к тому, чтобы избежать непристойных и нескромных оборотов; он
надеется, что вы здесь не найдете ничего такого, что могло бы служить к
поощрению порока, и что, напротив, убедитесь, что порок повсеместно
представлен в самом неприглядном виде.
Картины преступлений, какими бы красками их ни рисовать, всегда могут
склонить порочную душу на дурное; однако если порок и представлен здесь во
всем его пестром оперении, то сделано сие не соблазна ради, но затем, чтобы
полностью его развенчать; и не вина рассказчика, если, залюбовавшись
представленной картиной, читатель сделает из нее неподобающее употребление.
Впрочем, мы исходим из того, что человек, чем он благонравнее, тем
более стремится к совершенствованию своей добродетели; к тому же
преимущества предлагаемого труда очевидны, и читатель, посвятив ему часы
досуга, проведет время с приятностью и пользою.


Я родилась, как мне о том сказывали родные, во Франции, в городе Пуатье
{1}, в провинции, или, по-нашему, - графстве Пуату. В 1683 году или около
того родители привезли меня в Англию, ибо, подобно многим другим
протестантам, они были вынуждены бежать из Франции, где подвергались
жестоким преследованиям за свою веру {2}.
Не очень понимая, а, вернее, совсем не понимая причин нашего переезда,
я была весьма довольна своим новым местожительством. Большой веселый город,
Лондон пришелся мне по вкусу. Я была еще дитя, и многолюдие меня тешило, а
нарядная толпа восхищала.
Из Франции я не вынесла ничего, кроме языка этой страны. Отец мой и
мать принадлежали к более высокому кругу, нежели те, кого принято было в ту
пору называть беженцами: они покинули Францию одними из первых, когда еще
можно было спасти свое состояние; отец мой умудрился загодя переправить сюда
то ли крупную сумму денег, то ли, помнится, большую партию каких-то товаров
- французского коньяку, бумаги {3} и еще чего-то; все это ему удалось