"Ион Деген. Портреты учителей " - читать интересную книгу автора

экзамене по микробиологии он закатил им сто восемьдесят две "двойки". Из
трехсот студентов сто восемдесят два не сдали экзамена!
Удивительная вещь - предвзятое мнение. "Зверь" был встречен нами
насторожено. В любом поступке профессора, в любом его слове и жесте мы
пытались обнаружить только отрицательные черты.
Даже его фантастическая пунктуальность, которая не могла не нравиться
фронтовикам, раздражала студентов. Он появлялся на сцене большой аудитории
секунда в секунду с началом лекции. Его появление могло быть сигналом для
точной установки хронографа. Ровно через сорок пять минут - ни секундой
раньше, ни секундой позже - он объявлял перерыв. При этом он никогда не
смотрел на часы. Казалось, в его мозгу тикает точнейший механизм времени.
В аудитории было очень холодно. Мы сидели в шинелях, в пальто. Девушки
были закутаны в платки. Конспектировать было трудно: замерзали руки. Но
лекция не имела ничего общего с учебником, поэтому конспектировать было
необходимо.
Странной была его лекторская манера. Он не стоял за кафедрой. Он не
сидел. Он не жестикулировал. Как метроном - шесть шагов по сцене в одну
сторону - остановка - поворот кругом, через левое плечо - шесть шагов... И
так сорок пять минут. Как метроном. Точно. Никаких шуток. Никаких эмоций.
Только однажды в конце шестого шага профессор увидел за стеклом на
подоконике дерущихся воробьев. В углах сухого сурового рта появился
отдаленный намек на улыбку. Потеплели стальные глаза. Поворот через левое
плечо несколько замедлился, словно профессор раздумывал, не остановиться ли
и узнать, чем закончится воробьиная баталия.
Но, возможно, это все нам только показалось?
Правда, несколько раз, отмеряя шесть шагов в сторону окна, профессор
расчесывающим движением погружал пальцы в мягкие серые волосы, обрамлявшие
сухое лицо аскета. Уже через несколько минут все снова было заключено в
строгие рамки.
Никаких эмоций.
За полтора года в институте мы привыкли к другому отношению
профессоров.
Примерно треть нашего курса составляли фронтовики. С большинством
профессоров, доцентов и ассистентов мы были в приятельских отношениях. Мы
встречались с нашими учителями на партийных собраниях, и это в какой-то мере
ставило нас на одну общественную ступень.
Были, конечно, исключения. Они в основном зависели от разницы в
возрасте.
Профессора Калину нельзя было отнести к старикам. Но он не был
коммунистом. Более того. Ходили смутные слухи, что он то ли отсидел десять
лет, то ли был осужден на десять лет по пятьдесят восьмой статье. И, хотя
даже у меня в это время стали появляться некоторые сомнения по поводу врагов
народа и прочих контрреволюционеров, какая-то сила отталкивания подспудно
продолжала действовать, расширяя пропасть между нашим курсом и
профессором-микробиологом.
Наступила весна. В тот день профессор Калина читал лекцию о
комплементе. Большинство из нас, а может быть даже все, идентифицировали это
слово со знакомым словом комплимент.
Для нас оно имело смысл, скажем, во фразе "сделать комплимент". А тут
речь шла о комплементарности, о взаимном соответствии белковых молекул.