"Ион Деген. Четыре года" - читать интересную книгу автора

достойно хозяйственного глаза, тщательно упаковал и бережно отправил в
Москву. Но вот чудо! В музыкальной студии берлинского радиоцентра плакали,
расставаясь с последней челестой. А при очередной инспекции полковник
все-таки обнаружил еще один инструмент. Не было больше чуда...
Полковник заскучал, что совсем не свойственно его деятельной натуре. В
студиях и концертных залах больше не было единиц, пригодных для репарации.
Впрочем...
Несомненный интерес представляли граммофонные пластинки. На этом уж
полковник собаку съел - именно граммофонные пластинки производил
возглавляемый им Государственный дом грамзаписи. Но фонотека берлинского и
всех прочих доступных полковнику немецких радиоцентров поражала существенным
пробелом. Многие выдающиеся композиторы и исполнители были запрещены и
изъяты в основном по причине арийской неполноценности. Арийское руководство
не сомневалось в том, что ничего достойного не могло быть создано этими
неполноценными. Запретили и изъяли.
Стопроцентный советский человек, полковник отлично знал, что оно
такое - изъятие и запрещение. Директор дома грамзаписи, ныне временно
полковник, хоть не из собственного опыта (слава Богу), но все же имел
некоторое представление о воспитательной системе Наркомата, а сейчас -
Министерства Внутренних Дел и Министерства Государственной Безопасности. И
все же - чем черт не шутит!
Полковник распорядился объявить, что завтра в радиоцентре начинается
прием у населения граммофонных пластинок, запрещенных нацистами.
Утром следующего дня, после приятно проведенной ночи (немкам следует
отдать должное: они умеют скрасить одиночество советского офицера) полковник
неторопливо направлялся в радиоцентр, в свой уютный кабинет, по величине и
по экипировке, увы, превосходивший кабинет директора дома грамзаписи.
Каково же было его удивление, когда он увидел огромную очередь,
действительно огромную, словно к армейской кухне в голодные берлинские дни.
Но, даже заметив граммофонные пластинки в руках каждого стоявшего в очереди,
полковник не сразу сообразил, что воплощается в жизнь его распоряжение,
отданное просто так, от скуки, на всякий случай.
Ну, брат ты мой, вот тебе и дисциплинированные немцы! Нет, что ни
говори, при подобных обстоятельствах ни в Москве, ни в другом советском
городе не могло случиться такого. Ну, парочка пластинок, десяток. А ведь
здесь целая фонотека! Как же расплачиваться за это богатство? Репарация
роялей и арф не требовала денежного возмещения. Но здесь ведь имущество
частных лиц.
Проблема решилась сама собой. Частные лица не требовали денег. Упаси
Господь! Только справочку. Документ о том, что в условиях нацистского режима
фрау или господин не подчинились приказу властей и сохранили запрещенные
пластинки, чем выразили протест нацизму. Справочка эта лучше устных
свидетельских показаний при денацификации или при других обстоятельствах,
которые, кто его знает! могут возникнуть.
Полковник был счастлив. Он едва успевал подписывать справки,
наслаждаясь только что полученным скрипичным концертом Мендельсона в
гениальном исполнении Яши Хейфеца.
Да, но какое отношение все это имеет к моим шлепанцам?
Вы обратили внимание на то, что я не назвал ни одного имени? Ни старого
сапожника-еврея. Ему уже не страшны разоблачения, потому что даже надгробный