"Ион Деген. Статьи и рассказы" - читать интересную книгу автора

- Рассказывал. Вот видишь. Ты же знаешь, что я был пограничником.
Старшиной-пограничником, Четыре треугольника на зеленых петлицах. Вообще,
конечно, это не совсем обычно, что меня, западника, бывшего гражданина
Польши, не просто призвали в армию, но еще направили в пограничные войска.
Сразу после окончания школы младших командиров мне присвоили звание
старшины. Я служил на заставе. Был не только старшиной по званию, но и
старшиной заставы по должности.
В пять первых дней войны застава не отступила ни на один метр. На пятый
день нас в живых осталось пять человек - два рядовых пограничника, сержант,
я и младший политрук. Два кубика на зеленых петлицах и красная звезда на
левом рукаве. Мы, конечно, знали, что воюем в окружении, но не подозревали,
что находимся уже в глубоком немецком тылу.
Короче, на пятый день у нас не осталось ни одного патрона и ни одной
гранаты. Кроме нас пятерых, не было ни одного живого пограничника. Потому
что те, которые были ранены, тоже продолжали стрелять. До самой смерти. И
собаки погибли. У нас на заставе были замечательные овчарки. Они тоже
воевали. Да.
Нас взяли в плен голыми руками. Немцы смотрели на нас с удивлением. Они
даже не догадывались, что нас осталось всего лишь пять человек. Это стало
ясно из их разговоров.
На "Опеле" подъехал генерал. Типичный прусский вояка. Высокий такой,
худой, с отличной строевой выправкой. Подъехал он именно в тот момент, когда
офицер, командовавший немцами, взявшими нас в плен, в упор застрелил
младшего политрука. Генерал выругал его. Офицер возразил, сказал, что это
комиссар. Но генерал сказал, что эти пятеро герои, достойные почетного
плена. Немецкий я знал хорошо. Да, забыл тебе сказать, еще до того, как эта
сволочь застрелила младшего политрука, он спросил, есть ли среди нас евреи.
Конечно, сержант и оба пограничника отлично знали, что я еврей, но они не
произнесли ни слова.
Надо сказать, что в первый день к нам действительно относились
прилично. Но на следующий день мы попали в очень большую команду пленных. В
лагерь. Довольно большой лагерь под открытым небом. Среди пленных оказался
летчик, старший лейтенант, родом из Харькова Он мне почему-то сразу
понравился. И я, как выяснилось, почему-то понравился ему. Так что мы
голодали уже рядом.
Не помню, на какой день одному из охранявших нас немцев приглянулись
мои сапоги. У меня были хорошие яловые сапоги. Вообще пограничников хорошо
экипировали. А я ведь к тому же был старшиной заставы. Так что сапоги у меня
были отличные. Немец велел мне снять сапоги. Что я мог сделать? Снял. Хоть
это было летом, но, понимаешь, что значит быть без обуви. И когда этот немец
отошел с моими сапогами, я выругался по-польски. А на каком языке мне легче
всего было ругаться? Хотя, должен тебе сказать, за полтора года службы в
армии я набрался русского мата, как сучка блох. Но выругался все-таки
почему-то по-польски. Привычнее как-то. Это, оказывается, услышал, немец,
который стоял недалеко от нас. Он подошел ко мне и спросил: "Ты поляк?" Ну,
как ты думаешь, я мог сказать ему, что я не поляк, а еврей? Конечно, поляк.
Через несколько минут он принес мне мои сапоги.
Мы разговорились по-польски, хотя до этого говорили по-немецки.
Оказывается, он почему-то хорошо относился к полякам. Он не стал объяснять
мне причины. С этого момента немец стал опекать меня, а заодно - старшего