"Ион Деген. Статьи и рассказы" - читать интересную книгу автора

- Вадим Евгеньевич принес бутылку "Камю". Торопись, не то мы начнем без
тебя.
Академик Вадим Евгеньевич Лошкарев был директором института
полупроводников, в котором Миша заведовал отделом. Родственник его отца или
матери был прокурором на процессе Бейлиса. Академик Лошкарев был
наследственным антисемитом. Но Мишу он любил. Их особые отношения начались
после забавной беседы.
- Это ваши еврейчики убили государя императора и устроили нам все это
говно, в котором мы сидим по самые уши, - сказал коммунист Лошкарев.
- Кстати, - ответил коммунист Дейген, - мой дед, читая речи вашего
родственника, ужасался, предвидя приход этого говна, как реакцию на еще
большее говно речей вашего родственничка. Когда так называемые еврейчики шли
мимо его дома с красными знаменами, он захлопывал окна, однозначно вычислив,
к чему это приведет.
Сейчас Миша и Лошкарев сидели возле приемника и слушали передачу
израильского военного комментатора на русском языке. (Через десять с лишним
лет я познакомлюсь, а затем подружусь с бывшим танкистом,
инженером-танкостроитем, военным комментатором Аркадием Тимором, который в
тот теплый июньский день впрыснул в меня антидот против тлетворной, лживой
советской пропаганды, который наполнил мое сердце ликованием). Мишин
приемник усовершенствовали сотрудники его отдела. Волна тринадцать метров не
глушилась потому, что в советских приемниках не было такой волны. В
очередной раз мне представилась возможность убедиться в "правдивости" всего
того, что пахнет социализмом.
Мы выпили за победу израильтян.
- Вадим Евгеньевич, - не удержался я, опьянев от праздничного
возбуждения больше чем от коньяка, - наша радость понятна. Но вы-то чему
радуетесь с вашим монархистско-антисемитским мировоззрением?
- Э, батенька, вы мыслите слишком прямолинейно. Я не обожаю евреев в
России. Но у меня чувство глубочайшей симпатии к израильтянам, отстаивающим
свою национальную независимость в войне против арабского варварства,
поддерживаемого советским фашизмом. Давайте тяпнем еще по одной за победу
израильтян.
Мы тяпнули.
Когда началась алия из Советского Союза, Мишина мечта об Израиле
превратилась в навязчивую идею.
- Боже мой, - говорил он, - ведь я прошу немногого. Небольшой домик на
холмах Шомрона. Две-три работы в год по договору с солидной компанией, что
дало бы мне возможность скромно существовать. А все остальное время сидеть с
карандашом и бумагой и заниматься фундаментальной физикой. И ощущать
близость к Богу на этой благословенной земле. Может ли счастье быть большим?
Миша внимательно следил за малейшими событиями в Израиле. Он знал
фамилии лидеров партий, знал их программы, брезгливо комментировал проделки
левых функционеров.
- Будь мы в Кнессете, - говорил он, - им бы пришлось поставить для нас
два кресла справа от здания.
Миша понимал, что даже чудо не поможет ему уехать в Израиль. У него
были самые высокие допуски к военным секретам. Следует ли удивляться тому,
что, даже соблюдая максимальную осторожность и существуя одновременно в двух
измерениях, человек вдруг на какое-то мгновенье терял контроль над собой и