"Вячеслав Дегтев. Белая невеста (Романтическая повесть) " - читать интересную книгу автора

А тут - война, жизнь стала еще тяжелей. И вот прошел слух, что власти
набирают добровольцев для сбора каучука в сельве Амазонии. Молодежь
заволновалась. Появилась реальная возможность хорошенько поправить свои
материальные дела.
Американцам после Перл-Харбора пути в Малайзию напрочь были закрыты, их
оборонная промышленность стала остро нуждаться в каучуке. Они решили
возродить бразильские, заброшенные в двадцатых годах Фордом, старые
плантации каучуконосов. Были выделены под это дело громадные деньги, на
которые правительство Бразилии обязывалось навербовать сорок тысяч молодых
мужчин от восемнадцати до тридцати пяти лет. Контора называлась "Агентство
суперинтендантства Амазонии" (АСА). Жить им с Еленой было не на что,
перспектив впереди не маячило никаких. И он решил завербоваться, решил
попытать счастья. Елена проплакала всю ночь, но наутро сказала: езжай! Она
же будет ждать. Столько, сколько нужно. И протянула блокнот из девяноста
шести листов в клетку. Сказала: будешь писать письма с таким расчетом, чтоб
последнее письмо, девяносто шестое, пришло за несколько дней до твоего
возвращения. Он тогда еще пошутил: мол, если не будет возможности посылать
по почте, значит, станет бросать письма в Амазонку, а она пусть, дескать,
тут их ловит... Но Елена, похоже, шутку не поняла.
Последний перед отъездом день они решили провести вдали от города, на
берегу океана. Пили вино, жарили на углях мясо, дурачились и целовались. Он
сплел для нее венок из диких подсолнухов - увы, русские ромашки в Бразилии
не растут, зато растут дикие подсолнухи, размером, как крупные ромашки, -вот
из них-то он и сплел ей венок. Так она в памяти у него и осталась: белокурые
волосы, голубые глазищи, и на голове - огромный венок из диких подсолнухов,
которые издали выглядели как огромные ромашки; слева - зеленое море
бразильского леса, а справа - стоящий стеной Атлантический океан, где
далеко-далеко за этой пропастью соленой воды есть на свете заснеженная
Россия...
На следующий день, когда они разместились на старинном колесном
пароходе, - Елена стояла на пристани и смотрела на него заплаканными
глазами, - он вырвал из блокнота листок, написал на нем, что любит ее, что
она для него самый дорогой и близкий на свете человек, свернул из листка
кораблик и бросил в воду. Волна прибила кораблик к берегу, Елена достала его
с помощью какой-то палки, прочитала, прижала к груди и закивала головой.
Глядя на него, еще кто-то из новобранцев послал такой же кораблик своей
любимой...
- Да, это был мой первый кораблик. Но, увы, не последний... - с этими
словами собеседник поднялся и, прямой, седовласый, отошел от столика к
стойке бармена.
На аквамариновом горбу моря маячил какой-то белый теплоход. Море
вздыхало. С простора, со стороны Толстого Мыса, тянул легкий ветерок,
кружили чайки, касались крыльями белых гребешков волн, которые ласково
перешептывались с прибрежной галькой. Я сидел, щурился солнцу, ветер теребил
волосы в кристалликах морской соли, ласкал кожу, и не верилось, что где-то
есть какие-то далекие заморские страны, какие-то другие люди, чужая жизнь и
чужие страдания. Мой собеседник сыграл несколько довольно сложных и очень
мелодичных композиций и вскоре вернулся с высоким стаканом, в котором
плескался оранжевый апельсиновый сок. Присел к столику, кивнул как старому
знакомому и, отхлебнув из стакана, заговорил, словно и не было никакого