"Вячеслав Дегтев. Последний парад" - читать интересную книгу автора

Это не я писал. Это он писал, выслуживая, вылизывая, выцеловывая себе
местечко в прогнившем чреве того громадного, погибшего от собственной
громадности организма, который сейчас растащили и остов которого догнивает,
подобно выброшенному прибоем кашалоту; его угробили вы, номенклатурные гении
соцреализма, - своей высокооплачиваемой любовью. Растащили своими иудиными
поцелуями. "Марш кинескоповцев" не приходилось читать? Прочтите - перл!
Козлы!
Козлы-ы!
Салон наполняется сизым, сладковатым дымом. "Объект" падает шнобелем в
дорожную пыль, а мы медленно, как ни в чем не бывало удаляемся. Я хлопаю
сынка по угловатому плечу: молоток! И протягиваю ему откупоренную бутылку
"Камю": дерни-ка! Тот растерянно-счастливо улыбается, радуясь моей скупой
похвале. После чего везу его на "малину", где всю ночь предаемся дичайшей
гульбе. Преемственность поколений. Семейный, так сказать, подряд.
Мечты, мечты... А этот двурогий, с седым бобриком, между тем
жив-здоров, сочиняет бодряческие оды-панегирики чиновникам-кормильцам, всем
этим коммунальным баронам (ему это близко, первая специальность), королевам
приемных, секретаршам-многостаночницам, акулам начальнического имиджа, и в
свите новой делегации он опять улетел то ли в Африку, то ли в Америку,
что-то там по обмену опытом в сфере индустрии музеестроительства, ведь они,
такие, непотопляемы, всплывают при любой стихии, существуют в любой среде,
самой едкой, как вышеупомянутые существа, обитатели кишечника, с виду вроде
полное ничтожество, причем ежеминутно демонстрирующее это свое главное
качество, а вот поди ж ты, попробуй найди на него управу, руками тронуть
мерзко, западло, слишком чисты для этого руки, но и стальной вилкой закона
не подцепишь. Такие скорей тебя самого подцепят. И вот он расклад: это
ничтожество, как какое-нибудь высочество, возят на белой "Волге", а тут
трясешься на общественном транспорте, который страсть как нерегулярен - так
бы регулы появлялись у ваших любовниц! - часами простаиваешь перед оружейной
витриной в пустых мечтаниях, и остается лишь, подобно австралийским
аборигенам или каким-нибудь бушменам тупорылым, рисовать на песке контуры
своего врага и поражать его копьем, поражать, поражать... Удар! Еще удар!
- Увязшие в собственной правоте...
Завязанные узлы...
Я тоже такой, только хуже,
И я говорю, что вижу:
Козлы!
Козлы-ы!
Но есть, есть и на вас, ребята, эффективное средство. Это
- грубая сила, которую вы, председатели всевозможных
возрожденческих комитетов, духовидцы-специалисты по куликовым,
бородинским и прочим "духовным" полям, окоемам и пядям,
мандельштамоведы и прочие заслуженные краезнатцы, не дравшиеся
никогда, не служившие в армии, в институты поступавшие по
разнарядкам райкомов, постукивавшие там, всю жизнь
"развивавшие традиции", трущиеся у начальственного сапога,
- боитесь панически. Одного такого плешивого, облезшего от
усердия деятеля, возрожденца-вырожденца, вечного мальчика с
ясным взглядом тимуровца, "дежурного по черноземной ниве", я
всего-навсего как-то в шутку подержал за пиджак один на один,