"Мигель Делибес. Еретик " - читать интересную книгу автора

сложенный листок, который ему вручил матрос при посадке и на котором было
написано:


"Добро пожаловать на борт моего судна. Жду вас к обеду у
меня в каюте в час дня. Капитан Бергер".

В Вальядолиде ему о капитане Бергере говорил с симпатией Доктор. Хотя
Доктор и Генрих Бергер долгое время не виделись, их связывала давняя,
многолетняя дружба. Доктор настолько доверял капитану, что, пока не узнал о
его намерении заглянуть осенью в Испанию, все не решался одобрить поездку в
Германию своего единоверца Сиприано Сальседо. Невысокий человечек смотрел на
море, мысленно представляя себе Доктора, который стал в последнее время
таким молчаливым и боязливым и настойчиво предупреждал об опасности
пребывания в Европе. Недавний запрет на выезд за границу относился,
разумеется, к духовным особам и студентам, однако было известно, что всякий
путешественник, отважившийся посетить Германию, отныне будет находиться под
тайным наблюдением. Доктор сказал "под тайным наблюдением", но по его тону
Сиприано Сальседо понял, что наблюдение будет пристальным и угрожающим.
Поэтому он в течение всей поездки вел себя очень осмотрительно - часто и
неожиданно менял средства передвижения, тщательно выбирал гостиницы или
места для условленных встреч, был осторожен даже при обычных посещениях
книготорговцев. Сиприано Сальседо гордился тем, что Доктор избрал его для
столь деликатной миссии. Решение ехать избавило его от застарелых
комплексов, позволило думать, что он еще может быть кому-то полезен, что
есть еще на свете существо, способное положиться на него, вверить в его руки
свою судьбу. И то обстоятельство, что этим существом был человек такой
ученый, мудрый, благоразумный, как Доктор, льстило его зарождающемуся
тщеславию. Теперь Сальседо, стоя на палубе, думал, что он готов отчитаться о
поездке, что в предпоследний ее этап на "Гамбурге", под опекой капитана
Бергера, он может спать спокойно, и что поручения Доктора Касальи выполнены.
Услышав на палубе голоса, он обернулся, держа подзорную трубу в своей
маленькой волосатой руке. Полдюжины босых матросов перетаскивали на корму
доски и веревки, чтобы там их соединить. За ними еще трое несли деревянную
конструкцию, соответствовавшую по форме корме корабля - на ней красовалась
доска с большими позолоченными буквами: "Данте Алигьери". В несколько минут
матросы со сноровкой, говорившей о том, что работа эта для них привычна,
перебросили доски через корму и закрепили концы веревок, которыми они были
привязаны к бизань-мачте. Два матроса спрыгнули на подвесные мостки, а
остальные спустили им на веревках деревянную конструкцию; те двое наложили
ее на надпись "Гамбург". Стоя на своих лесах, они штырями и гвоздями
укрепили конструкцию с новым названием, и, таким образом, в каких-нибудь
полчаса галера была тайком окрещена заново.
Два часа спустя в капитанской каюте, где им подавал обед корабельный
повар, капитан сообщил, что такая смена названия - элементарная
предосторожность, к которой он прибегает всякий раз, когда его корабль
посещает государства, враждебные реформе Лютера. Но поскольку лицо нарядно
одетого человечка выражало явное сомнение, капитан Бергер, говоривший всегда
с полуприкрытыми глазами, словно непрестанно всматриваясь в горизонт,
прибавил своим хриплым голосом старого моряка: