"Виктор Делль "Базальт" идет на запад " - читать интересную книгу автора

что выпадало нам в жизни. Тяжело, Иван, очень тяжело.
- Может быть, сразу объяснишь обстановку? В общем, я за ней слежу.
Вижу - отступаем, уверен - перемены будут. Ну, а в деталях...
Не обращая внимания на принесенный чай, Григорьев подошел к карте.
- Прет фашист, Иван, вот тебе детали. На всех фронтах прет. Главный
удар, конечно, на столицу направил. Сосредоточил большие силы, применяет
обходные маневры, вскрывает нашу оборону, рвется к Москве.
Указка поползла по карте.
- Данные поступают с опозданием, их приходится проверять и
перепроверять, но уже сегодня картина проясняется, определены направления
главных ударов гитлеровцев. Танковые клинья рвутся на Мценск и Тулу.
Положение Брянского фронта тяжелое. Прорвался фашист на стыке Брянского и
Резервного фронтов. Бои идут в районе Калуги, нами оставлен Юхнов. Серьезное
положение на Западном фронте. Бои в районе Ржева. Часть войск...
Значительная часть войск всех трех фронтов оказалась в окружении.
- Понятно. Мое задание связано с данной обстановкой?
- Да.
- Испания, Пиринеи, - напомнил Семушкин о том, как собирал он остатки
республиканских войск, прежде чем вывести людей через горы во Францию после
падения Каталонии.
- Опыта тебе не занимать, - подтвердил Григорьев. - Тогда твоя группа
хорошо сработала. Но сейчас все гораздо сложнее. Особенно тяжелое положение
сложилось вот здесь, - Григорьев указал район на карте, назвал номер
армии. - Связи нет, понимаешь? В район действия армии дважды посылались
парашютисты. Их судьба неизвестна. На розыск штаба армии послан майор Рощин
с группой бойцов. Контрольные сроки прошли, известий от них нет. Ты должен
найти штаб, узнать о судьбе группы. Дорог каждый час.
- За разработку плана я готов сесть немедленно. Где получить данные?
- Немедленно ты отправишься спать, - улыбнулся Григорьев. - Сейчас я
вызову машину, отправляйся в гостиницу. К шести утра мы все для тебя
приготовим. Теперь извини, меня вызывает начальство.
Словно в подтверждение слов Григорьева зазвонил телефон.
- Да. Слушаю. Есть. Буду через пять минут.
Григорьев положил трубку.
- Вот видишь... Будь здоров. До завтра, - сказал он прощаясь.
Друзья расстались.
Свершилось. Трижды посылал рапорты Семушкин, все три раза получал
отказ. Он понимал значимость своей работы на Урале, но то был глубокий тыл,
а фронт приближался к Москве. Каждая сводка Совинформбюро взывала к
активному действию. Иван Захарович не понимал ни Григорьева, которому
постоянно звонил, ни высшего руководства НКВД, которое, по словам
Григорьева, категорически запретило ему принимать и передавать по инстанции
многочисленные рапорты тех, кто находился на учебной работе.
Лежа в номере гостиницы, Семушкин торопил время, мысли его
перескакивали с одного на другое. Он то вспоминал Григорьева, его
воспаленные глаза, печать непроходящей усталости на лице, то вдруг думал о
предстоящем задании, но вовремя останавливал себя, понимая, что такие
раздумья без данных, без четкого плана и знания обстановки бесплодны.
Все три рапорта, о которых помянул Семушкин, попадали к Григорьеву. На
два Григорьев не ответил. Он был убежден, что такого специалиста, как