"Галина Демыкина. Ч.Ю." - читать интересную книгу автора

ленится. Мать ленится. Если в школу пойти педагогом - там надо тетради
проверять, готовиться к урокам, воевать с непослушными. А тут "Дети,
встаньте в круг!", "Дети, кто скорее съест кашу?"
Виктор не судит строго - он и сам не такой уж трудолюбец! Но вот
материальная сторона дела... С этим всегда в их семье было туго. И при отце
тоже.

- Ты не будешь глядеть на меня волком, если я надену шкуру этого
козлика?
Так она однажды сказала отцу в меховом магазине, покупая красивую
шубку. Виктор тогда очень смеялся и радовался. Сейчас-то ему ясно, что эта
острота могла иметь некоторую цену разве только потому, что они были очень
небогаты. Небогаты, хотя отец в свои сравнительно молодые годы был известным
хирургом, написал даже какую-то важную работу, которую никак не мог
"продвинуть". А почему? Сущий пустяк: его научный руководитель сердился, что
отец лишь благодарил его в своей работе, а не сделал соавтором, и поэтому,
как говорили дома, не давал ходу, ставил палки в колеса.
- Не пойму, - разводил руками отец. - Ведь он умный старик. Талант. А
такая мелочность.
- Не теряй чувства юмора, - утешал отца его друг, здоровенный
толстощекий врач-терапевт Вихроватый. - И надежды не теряй. Учти, что всякий
талант в конце концов зарывают в землю.
- Разве он так стар? - помнится, спросила тогда мама.
Эта острота, подхваченная матерью, и теперь казалась Виктору неплохой.
- У меня, вероятно, действительно не хватает юмора, - печально ответил
тогда отец. - Очень прошу, довольно.
И Вихроватый умолк. Только пожал плечами. Он, кажется, немного
побаивался отца. И любил. Хотя ощущал в нем недостаток юмора.
Но и сам Вихроватый не был в полной безопасности.
Виктор отлично помнил, как мама говорила о нем:
- Доктора так захватывают наши книги, что он постоянно захватывает их с
собой. Может, пресечь?
Отец, кажется, не ответил. Он не всегда отвечал. Он входил в комнату -
тощий, элегантный, удивительно естественный - и садился за стол, подперев
голову узкими руками в синих прожилках. Даже Виктор - тогда еще совсем
щенок - понимал, что отец красив какой-то отстраненной, значительной
красотой. И, может, именно поэтому, когда отца спрашивал по телефону женский
голос, мама, темнея лицом и глазами, звала его тихо и вроде даже виновато:
- Тебя, Александр.
В эти дни она бывала особенно оживлена, мила с гостями (у них часто
бывали гости). И острила, острила.
При отце Виктор чувствовал себя стесненно. Мать любил. Любил ту -
праздничную, насмешливую, не очень-то внимательную к нему. Теперешнюю,
новую, не знал.
Отец умер внезапно, от инфаркта. От него осталось много книг. Хороших.
И, как теперь Виктор понимал, даже редких. Несколько папок с незаконченными
работами. Виктор просмотрел одну из них бегло, но не понял. Осталась пачка
чьих-то писем. Мать нашла их в столе, не читала и не велела Виктору.
Осталась мать Виктора. Осталась, как бесформенный кусок резины от
проколотого воздушного шара - того самого, что прежде рвался вверх и сверкал