"В.В.Денисов. В час по Гринвичу " - читать интересную книгу автора

бесконечную, как забайкальская степь, песню. Она и ровной была, как просторы
бурятские, песня Абдая, без подъемов и падений, на одной протяжной ноте. Со
стороны услышишь - не поймешь, о чем поет бурят: о радости или печали. А в
ней все - и плохое и хорошее, потому что испокон веков здешние люди поют о
том, что видят в пути. А в пути встречается разное. Вот и Абдай напевает
себе под нос о хорошей морозной дороге, о первом снеге, припудрившем сухую
траву, о голубом небе и о своей арбе... Это дети и внуки арата будут думать
о "Волге" и самолетах. Пределом мечты Абдая была своя повозка, куда можно
загрузить юрту, скарб, жену с детьми, чтобы двинуться вслед за скотом к
лучшим пастбищам.
И вот появилась у него арба, новенькая, на больших колесах, пахнущая
свежим деревом и дегтем. Скрипит арба, веселит сердце скотовода. А он глядит
вдаль, стремясь высмотреть что-нибудь необыкновенное и вставить в свою
песнь.
Дорога юркнула в балку... Когда Абдай заметил людей у ручья, он от
неожиданности остановил волов, но сообразив, в чем дело, стеганул
хворостиной. В это время друзья как раз помогали Александру выбраться из
воды. Промокший до нитки, озябший, он пустился на песке в дикий пляс. Жорж
захлопал в ладоши и затараторил, подбадривая:
- Давай, давай Сашка! Погоняй кровь, погрейся!
Велик ли толк от такого согревания, когда одежду выжимать надо! Илья
рванулся к своей машине - достать спрятанную в багажнике пару белья, но
заметил бегущего к ним человека. Бромберг понял по халату, остроухой шапке и
высоким, с загнутыми кверху носками сапогам, что это бурят. Намерения
неожиданного пришельца были очевидными: он на ходу стягивал с себя верхнюю
одежду.
- Живем, ребята!- заорал Илья. - Печка сама к нам явилась!
А Абдай тоже кричал:
- Руска человек греть будем, халат кутать будем!
"Господи, - подумал Илья, - как хорошо, что он знает русский. Скольких
бурят в Забайкалье встретили и хоть бы с одним словом перекинулись! Друг,
говорящий по-твоему, - это вдвойне друг".
Когда бурят подбежал к Александру, тот уже с себя свитер, брюки и
ботинки стянул. Остался в чем мать родила. Абдай услужливо подал халат.
- Мая арба другой есть. Мая арба там, - он показал на возок.
- Вот те раз, - удивился Жорж, - а мы и не замети ли, как ты подъехал.
Так чего же медлить? Айда на повозку!
Королев - человек опытный, он знал: в арбе солома, кошма, тепло. И,
смачно шлепая босыми ногами, побежал к волам...
За хлопотами и не заметили, как солнце село за горизонт. Быстро
темнело. Но Абдай успокаивал; стойбище близко. Ехали молча, Саша,
скрючившись, зарылся, как хомяк, в солому. Он отходил понемногу. Жорж с
Ильей примостились кое-как "на запятках" маленького возка. Пришлось сидеть
тесно прижавшись друг к другу, свесив ноги вниз и держа в руках велосипеды.
Русские молчали, молчал и Абдай: не принято у них тревожить гостей.
Меланхоличные волы, издали почуяв жилье, прибавили ходу! Неожиданно где-то
справа родился странный вой. Протяжный, тревожный, близкий. Плющ
встрепенулся:
- Никак волк?
Илья поддакнул: