"Картун Дерек. Летучая мышь" - читать интересную книгу автора

Машину он вел профессионально - левый локоть высунут в окно, пальцы на
руле, ноги - от каблука до пальцев - в действии. Машина легко прокладывала
путь в потоке любителей поздней езды, маневрировал он отлично. Красивая
езда, ничего не скажешь. Я пытался собраться с мыслями. На площади Репюблик
свернули к северу, от Барбес-Рошешуар направились влево, к бульвару Клиши.
Здесь, в районе ночных клубов, театров-кабаре, стриптизных и прочих
сомнительных заведений на тротуарах толпились проститутки, многие стояли
неподвижно, будто манекены, выставленные из витрин за ненадобностью. Все
как одна в мини-юбках, хотя остальным женщинам уже давным-давно надоело
выставлять на всеобщее обозрение голые ляжки. Вероятно, мини и придуманы-то
были для профессиональных целей. Девицы тут были любых мастей и размеров и
атаковали все, что движется.
С площади Пигаль мы свернули влево, потом ещё раз влево, на улицу
Виктора Массе и уткнулись носом в площадку для паркинга. Отсюда всего
несколько шагов оказалось до помещения, которое, вероятно, некогда служило
магазином. Теперь же окна были зашторены, и голубая неоновая вывеска
возвещала: "Sexy-Bizarre" - "Диковинки секса". Следующая дверь вела в
заведение "La poule" - "Курочка", а напротив помещался "Дансинг Пигаль".
Возле "Диковинок" на тротуаре стоял страж - унылого вида негр в ливрее со
множеством пуговиц. Он распахнул перед нами двери и мы вошли. Сначала
бледный, за ним я и замыкающим молчун. В таком порядке.
В зале было битком, - табачный дым плавал над головами. Кто-то,
невидимый в дыму и в толчее, наигрывал на фортепиано "Блюз на
Бейзин-стрит", мелодию поддерживал ударник, у дальней стены располагалась
маленькая сцена с отдернутым занавесом - предполагалось какое-то шоу.
Поперек занавеса шла надпись "Миранда - истинное чудо!". Если уж все эти
люди ради Миранды добровольно дали себя затолкать в подобную дыру, где
глоток воздуха - подарок, а шампанское - турецкого происхождения, то на ней
лежит поистине гигантская ответственность. Не успел я прикинуть, что бы это
такое она могла показать почтеннейшей публике, как мой юный вожатый буркнул
"сюда", и мы продрались сквозь толпу к незаметной двери сбоку от сцены. За
ней оказался короткий коридор, в конце его - ещё дверь, которая вела в
комнату с большим зеркалом, раскрытым шкафом и тремя креслами. В одном
сидела девица с туго завитыми белесыми волосами и примеряла черный парик.
Кимоно её при этом спустилось до пояса. В зеркале я увидел её лицо -
напряженное, жесткое, довольно красивое, очень парижское. Лицо
профессионалки. Плечи были хороши, обнаженные груди казались твердыми,
соски торчали - сквозь каждый продернуто тонкое золотое кольцо не меньше
дюйма диаметром. Кольца соединялись золотой цепочкой. Вот за какое зрелище
платят свои денежки гости.
Комната оказалась проходной. Бледнолицый постучал в следующую дверь и,
услышав ответное "entrez!" - "войдите", отворил её, пропустил меня, а сам
остался за дверью. Наконец-то я избавился от мерзкого юнца - хоть это
приятно. Альбер Шаван сидел за хлипким столиком - две пластиковые тумбочки
и поверх них черный плексиглас. А сам он оказался гигантом - одновременно
лысеет и седеет, крупное лицо будто побито временем и носит следы
продолжительного и сильного пьянства. Маленькие глазки пристально смотрят
из-под тяжелых век. Руки огромные и, похоже, умелые. Сигарета свисает из
левого угла рта, дым от неё застит ему глаза, а он и внимания не обращает.
Подметив где-то в складках его выразительного рта ироническую усмешку, я