"Вадим Деркач. Сказка об искателе вчерашнего дня" - читать интересную книгу автора

Вадим Деркач

Сказка об искателе вчерашнего дня


Когда-то в моем саквояже было полным-полно сказок и историй. Небрежно и
легко ставил я его перед собой, открывал и, не глядя, вынимал что-то яркое и
экзотическое, пахнущее пылью волшебных ковров, полыхающее огнями дальних
стран, опьяняющее и зовущее. Истории вырывались из моих рук и буквами падали
с неба, весело кружились в снежном танце, разлетались, любили, ненавидели,
умирали, но никогда не возвращались обратно. И случилось так, что однажды,
по привычке опустив руку в саквояж, я не обнаружил ничего кроме его
истертого нутра. Я смутился, долго извинялся перед теми, кто ждал чудес и
веселья, пытался быть умным и интересным, но не заслужил ничего кроме
презрительных усмешек и сочувственных улыбок. Подхватив легкий и бесполезный
теперь предмет, я забросил его в дальний угол чулана, вызвав недовольный
визг крыс и сердитое безмолвное движение пауков. Я закрыл за собой старую
дверь и начал новый путь. Было трудно. Часто меня нагоняло и сбивало с ног
сочувствие доброжелателей, больно било равнодушие спутников и обман близких.
Однако по мере движения, я все крепче стоял на ногах, все реже встречались
люди, помнящие мой волшебный саквояж и что самое главное - во мне
обнаружились недюжие способности к обучению: Равнодушие я освоил за год,
обман за несколько месяцев, лицемерие за неделю... последнему мне вообще
практически не надо было учиться, так успешен я был в первых двух науках.
Исправно посещая службу и неустанно выражая почтение к вышестоящим чинам,
мне скоро удалось достичь того известного положения в обществе, что блюдет
само себя. Так я обрел благополучие. Я научился подобострастно кивать,
вежливо аплодировать и дарить презрительные усмешки. Я был совершенной
эссенцией успеха... Да, я был совершенен, но ... Дело в том, что на поясе
Она носила два мешочка. В одном из них были цветные стеклышки, в другом...
Нет, никто не знал, что было в мешочке из черного бархата. Никто. Когда ее
спрашивали, она либо отвечала молчаливой улыбкой, либо говорила ЫНичегоы,
ЫНичего значительногоы, ЫПустякиы, ЫВздоры. Встречая незнакомого, она
изящным, плавным движением вынимала из мешочка стеклышки и прикладывала их к
глазам, те меняли цвет и в призрачном сиянии зрачков возникало чувство и
отношение, будь то ненависть или сострадание, которое потом никогда не
оставляло этого человека, пока Она была рядом. Я не могу сказать, какими
могли быть ее глаза, потому что для меня они всегда оказывались
дымчато-серыми. Я терялся в них. Случалось это оттого, что, по всей
видимости, чувство, дарованное мне, звалось ЫНеопределенностьюы. Опыт
утверждал, что неопределенность есть симпатия слегка сдобренная равнодушием.
Но нет, в этих глазах виделось нечто иное. Я многих спрашивал о ней, но
единственное, что мне говорили - цвет ее глаз... Небесно-синий,
нежно-голубой, мерцающе-малахитовый, зеленый... Человек руководивший мною,
неустанно и планомерно изводящий недругов, сказал, что он встретил в ее
взгляде лишь пустоту бельма... Пустоту... Что бы ни делал я: перекладывал
бумаги или стучал по клавишам умных машин, пребывал в удобном покое семьи
или пересчитывал основы собственного успеха, я ощущал пустоту, ибо мысль
возвращалась к ее глазам, полноте ее губ, движению тела, тайне голоса...
Мысль возвращалась к тому, чем я владеть не мог, ведь определена мне была