"Дмитрий Де-Спиллер. Светящаяся паутина" - читать интересную книгу автора

Или вот его коза.
Она страшно боится гусениц походного шелкопряда и при виде их всегда
как-то стр-анно блеет, хотя они довольно красивы.
Замечание о козе Кира Евдокимовна почему-то приняла на свой счет и
совершенно несправедливо обвинила Валентина Марсовича в язвительности.
Однако она тут же прибавила, что прощает его и., даже, чтобы доказать, что
она "все-таки чем-то отличается от козы", с удовольствием придет сегодня к
Валентину Марсовичу в гости "посмотреть на этих красивеньких гусениц".
В ответ Валентин Марсович очень галантно поклонился и сказал: -
Милости прошу.
Вечером того же дня Кира Евдокимовна побывала в гостях у Валентина
Марсовича, а через неделю переселилась к нему вместе со своими двумя
неразличимо похожими котами и доставшимся ей по наследству черно-белым
аккордеоном.
Хотя Кира Евдокимовна и назвала гусениц походного шелкопряда
"красивенькими", в глубине души она чувствовала к ним отвращение. А дом
Валентина Марсовича ими так и кишел.
Картонные коробки с гусеницами стояли во всех трех комнатах этого дома
и даже в кухне.
Первым благоучреждением Киры Евдокимовны было выставление гусениц из
кухни. Затем она выдворила их из той комнаты, в которой находилось большое,
величиной с бочку, сооружение из луженой жести в форме "бутылки Клейна".
'"Бутылка Клейна" вместе с оплетающими ее проводами и двумя
автомобильными аккумуляторами была вынесена в соседнюю комнату, причем
довольно неосторожно, и несколько при переноске повредилась. Расстроенный
этим Валентин Марсоч так помрачнел, что Кира Евдокимовна даже немного
поругала его в тот день за угрюмость.
Неделю спустя, в субботу, Валентин Марсович явился к нам в гости. Он
пришел один. Кира Евдокимовна в тот вечер пела ъ хоре в Доме народного
творчества.
Кряхтя и бурча, Валентин Марсович долго снимал в передней калоши и
пальто. Затем вместе с моим отцом он прошел в ; комнату, остановился,
сгорбившись, у печки и тут же закурил, Он всегда так делал. Курение махорки
было величайшей усладой для Валентина Марсовича. Он курил махорку со
своего - собственного огорода. Он набивал ею вишневую изжеванную трубку,
дедовским "кресалом" высекал огонь из затупившегося кремня и, посасывая
трубку, добивался после долгих усилий такого удушливо неприятного дыма, что
во время его визитов наша квартира пропитывалась дымом на несколько дней.
Но надо было терпеть это. Валентин Марсович мог отказаться от каких
угодно благ, только не от махорки. Он любил ее ради вкуса и аромата. Она
обжигала ему губы, и он, потягивая трубку, постоянно сплевывал так сердито,
как будто у него во рту была величайшая мерзость. Любил он махорку, как
свое детство, как дым, сквозь который он видел прожитые г дни.
Одним из самых ранних его воспоминаний была елка в доме знаменитой
артистки Д-вой, знакомой с его родителями. Когдато давным-давно они, взяв
его с собой, съездили к ней погостить. Валентин Марсович любил рассказывать
об этой елке.
Любил он также воскрешать в своих речах дни, когда он учился в
университете. С удовольствием вспоминал он о студенческих проказах и
однажды спел нам не очень благопристойную студенческую песню. Валентин