"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

надсмеялись над высшей властью! Ведь для него в Екатерине заключалось две
женщины: одна, лифляндка Марта Скавронская, солдатская подстилка, ушла в
прошлое и давно исчезла, а другая - венчанная жена Екатерина Алексеевна,
которую он всего полгода как короновал императрицей и тем как бы указал
своей преемницей. Но она через сие преступила. И когда она изменила и
предала, Екатерина Алексеевна тотчас исчезла, и снова явилась на свет
Катька-блудница. Оно, конечно, он и сам грешил многократно, но ведь на то -
природный царь! К тому же он всегда ставил себе прямой заслугой, что никогда
не позволял со своими полюбовницами никакого мотовства, в отличие, скажем,
от своих союзничков - дрожайшего друга короля Августа или Фредерика
Датского.
- Моя цена всем ветроходным женкам самая солдатская - копейку за
поцелуй! - поучал он, например, короля Фредерика в Копенгагене, укоряя его
за широкое мотовство с фаворитками.
"А вот Катьке я не копейку, целое царство пожаловал, а она за это и
ломаного гроша не поставила!" - подумал горько.
И снова вскипел великий гнев. Крикнул обер-камергера Матвея Олсуфьева и
приказал, кивнув на голову Монса:
- Поставь-ка к ней в опочивальню, да так, чтоб к изголовью поближе.
Олсуфьев трясущимися руками взял банку с головой. Петр взглянул на него
с жестким любопытством: оно, конечно, Матвей - человек верный, да ведь его
младший братец Васенька у Катьки в любимцах ходит. Так что придется пытать и
Ваську. Ну а коли повинится, то и Матвея. Верных-то людей вообще, как
выходит, на свете нет!
Олсуфьев перехватил жесткий царский взгляд и едва не уронил банку от
страха: знал, что за таким взглядом кроется дыба и плаха. А ну как и его
голову в склянку? Свят, свят, свят! - и поспешил выйти за дверь.
А Петр снова нагнулся к печке. И вдруг резкая боль пронзила поясницу.
Он не выдержал и застонал громко. Тотчас двери распахнулись, и в комнату
брюхом вперед важно вплыл доктор Блюментрост.
- Немедля в постель, мой государь, немедля в постель! - Блюментрост от
серьезности надувал щеки.
На сей раз Петр не стал спорить со своим медикусом, хотя всегда был
невысокого мнения о его талантах и не дале как в сентябре прибил
Блюментроста палкою. Но что поделаешь, его любимый доктор Арескин уже
несколько лет как скончался, а других медицинских светил в Петербурге не
водилось. Вот и пришлось взять Блюментроста, отец которого лечил еще самого
батюшку, Алексея Михайловича.
В постели боль в пояснице несколько стихла, но начался жар. "Должно
быть, напрасно я у Лахты спрыгнул в ледяную воду, спасая людей с тонущего
бота. Людей-то спас, да себя, выходит, погубил!" - мелькнула у Петра
последняя мысль, а затем он словно провалился в жаркую тьму. Впал в забытье.
Доктор Блюментрост пощупал пульс и велел отворить царю кровь.
У прусского посла в Санкт-Петербурге барона Мардефельда собирался по
четвергам небольшой, но изысканный кружок ценителей музыки. Обычными
посетителями были французский посол маркиз Кампредон, посол Швеции граф
Цедеркрейц и датский посланник барон Вестфаль. Иногда к небольшому оркестру
Мардефельда присоединялись музыканты герцога голштипского, которых привозил
президент тайного совета Голштинии Бассевич. Почти весь дипломатический
корпус в Петербурге собирался на сих музыкальных четвергах.