"Станислав Десятсков. Смерть Петра Первого (Интриги, заговоры, измены) " - читать интересную книгу автора

Бассевича, то здесь интерес был явный: в том случае, ежели на престол
взойдет Екатерина, ее зять, герцог голштинский, само собой может
рассчитывать на русскую военную помощь во многих великих прожектах (а среди
них был и замысел посадить герцога на шведский престол, ведь Карл Фридрих но
матери - сын старшей сестры убиенного Карла XII, в то время как ныне
правящий в Швеции Фридрих Гессенский не имел в себе и капли крови династии
Ваза, будучи только мужем младшей сестры Карла, Ульрики-Элеоноры).
Словом, Бассевич мог рассчитывать, что с воцарением Екатерины голштинцы
не только будут заправлять при русском дворе, но и посадят со временем
своего герцога на престол в Стокгольме.
Мардефельд тонко улыбнулся, словно уловил какую-то ему одному доступную
ноту в музыке. Он просто подумал, что Бассевич-то, в общем, проиграет,
поскольку править при Екатерине будут, конечно, не голштиицы, а некая
могущественная персона, которую отчего-то все поспешили сбросить со счетов.
И хорошо, что эта персона давно связана с интересами берлинского двора. Ведь
никто иной, как он сам, Мардефельд, и подсказал десять годков назад передать
этой персоне некий драгоценный рубин. И хорошо, что молодой король Фридрих
Вильгельм послушался своего музыкального дипломата.
Командующий русский армией под Штеттином Александр Данилович Меншиков
рубин сей принял. II Пруссия, не сделав ни одного выстрела и не потеряв ни
одного солдата, получила в дар от светлейшего князя Меншикова мощную
шведскую крепость, запиравшую устье Одера. Царь, правда, сделал выволочку
своему любимцу; но дело уже было сделано, а Штеттин отныне навечно находится
во владении прусского короля. Вот отчего так улыбалась Мардефельду идея
поставить на русский престол Екатерину Алексеевну. Ему было отлично
известно, что сия государыня сама заниматься государственными делами по
своему недалекому уму и природной лени просто не сможет и тотчас возьмет в
соправители своего старого конфидента Данилыча.
И здесь музыканты вдруг резко оборвали мелодию - за высоким окном,
должно быть в Петропавловской фор-теции (окна особняка Мардефельда выходили
на Неву), ударила пушка. Тревожный выстрел в столь неурочный час означал
необычайную новость. Лица дипломатов напряглись - вдруг царь и в самом деле
скончался. Но тут двери распахнулись, и в гостиную, весело неся свое
дородное брюшко, этаким колобком вкатился розовый и улыбчивый голштинский
посланник Бассевич.
- Успокойтесь, господа, пока ничего важного! Обычное петербургское
наводнение. Моя карета по дороге едва не обратилась в корабль!
Все бросились к окну. В наступавших сумерках седые волны взлохмаченной
Невы, казалось, слились с вечерним туманом. Видно было, как вода подступала
уже к высокому крыльцу.
- Да ведь у меня стоят сундуки в полуподвале... - всполошился вдруг
граф Цедеркрейц и поспешил распрощаться с хозяином.
За ним откланялись Кампредон и Вестфаль - у всех возникла тревога за
свои посольства. Природе ведь нет дела до людских интересов.
Мардефельд и Бассевич остались вдвоем. Барон дал знать музыкантам на
хорах продолжать музыку и бережно подвел голштинца к высоченному английскому
камину, где весело потрескивали отменно просушенные дрова.
- Не будем обращать внимание на непогоду, любезный друг! - Барон
деликатно усадил Бассевича в кресло. - Сейчас нам подадут отличный грог.
После доброй чаши грога глаза Бассевича повлажнели, и он, не дожидаясь