"Питер Дэвид. Вавилон-5 (новелизация)" - читать интересную книгу автора

множества гигантских колес. Да, полагаю, я начинаю понимать.
Жернова судьбы, тяжелые и невидимые, прошлое у одного конца
станции и будущее у другого. И посредине: Вавилон-5, насквозь
пронзаемый всеми произошедшими событиями ради создания этой...
ужасной карикатуры будущего.
Я заблудился в своих воспоминаниях. И мой разум
странствует. Старикам позволено говорить бессвязно. И
императорам... фу! Императоры могут делать все, что им
заблагорассудится. Так что мне позволено вдвойне...
До этого я говорил о земной истории.
Во время внимательного изучения ее я обнаружил, что меня
притягивает Римская Империя. То были времена императоров, самых
разных. Довольно любопытно, что больше всего вспоминаются
императоры-безумцы, -- очевидно, они наиболее близки к тем, с
которыми мне пришлось иметь дело. Наш сумасшедший император
Картажье, к примеру, -- духовный брат безумца Калигулы. Никогда
еще моя хитрость не проходила столь тяжкого испытания, никогда
все мои чувства и инстинкты не были так обострены и мысли
направлены к единой цели -- выжить, как в те времена, когда я
был одним из придворных Картажье, и мне приходилось быть на два
шага впереди его сумасшествия -- иначе я потерял бы свою
голову. Я был рядом, когда его убили. Не моя рука поразила
его, но это произошло не от недостатка усердия с моей стороны.
Мои исследования показывают, что если Картажье можно
сравнить с Калигулой, то я подобен императору Тиберию Клавдию.
Вначале его считали идиотом, как и меня. Но его глупость на
славу послужила ему, ибо он выжил, несмотря на всевозможные
заговоры и получил власть, хотя это и было совсем не то, к чему
он стремился на самом деле. Он был одряхлевшим стариком и
калекой, как и я. Я не могу даже вдохнуть, не ощутив боли,
терзающей мою грудь, а после каждого пятого или шестого выдоха
я задыхаюсь от кашля.
И он был историком. Он старался учить других. Он хотел,
чтобы другие учились на ошибках его предшественников. И,
полагаю, он мечтал, чтобы его вспоминали. Он возжелал
бессмертия, что дарует после смерти слава, и которое не может
получить тело во время жизни. Он разматывал запутанные клубки
истории для каждого, кто пожелал бы прислушаться...
Я буду поступать также. Ибо, полагаю, я теперь стою на
краю обрыва. Смрад от пылающих домов и обугливающейся плоти
раздражает мои ноздри и разрывает легкие. Мое тело распадается
на части, но у меня есть пленники, с которыми нужно
разобраться, и жребий -- я столь долго избегал его и так давно
жаждал -- которому наконец-то суждено исполниться.
Будет неправильно, если все закончится, а я даже не
попытаюсь последовать традициям моего духовного родича. Я
создам свою историю. Я расскажу обо всем, да, расскажу. Глядя
на руины моего мира, моих грез, я познакомлю всех, кто придет
после меня, со всем подробностями, которые только смогу
вспомнить...