"Чарльз Диккенс. Рассказы и очерки (1850-1859)" - читать интересную книгу автора

Мне сдается (скажу вам доверительно), что слишком много там разговоров
и слишком много закона, - как будто взяли два-три зернышка правды и бросили
за борт в бурлящее море мякины.
Все это, возможно, сделало меня склонным к мистицизму. Однако могу вас
заверить: то, что я собираюсь описать, как лично мною виденное и слышанное,
я в самом деле видел и слышал.
Надобно отметить, что я очень люблю картины. Сам я не художник, но я
изучал живопись и много писал о ней. Я видел все наиболее прославленные в
мире картины; достаточно образованный и начитанный, я обладаю изрядным
знакомством с теми сюжетами, к которым может обратиться художник; и хотя я,
может быть, и не скажу с уверенностью, правильную ли форму придал он,
например, ножнам меча короля Лира, но, думаю, самого короля Лира я отлично
узнал бы, случись мне встретиться с ним.
Я каждый сезон посещаю все современные выставки и, разумеется, глубоко
чту Королевскую академию *. Я выстаиваю перед ее сорока академическими
холстами почти так же твердо, как твердо держусь тридцати девяти догматов
англиканской церкви *. Я убежден, что как здесь не добавишь сорокового
догмата, так там нельзя добавить сорок первого холста.
Было это ровно три года тому назад. Ровно три года тому назад, в этом
же месяце, во вторник днем, мне случилось ехать пароходом, на дешевых
местах, из Вестминстера в Тэмпл. Когда я безрассудно взошел на борт, небо
было черно. Сразу затем загремел гром, заполыхали молнии и хлынул ливень.
Так как палуба словно бы дымилась от влаги, я спустился вниз; но там
набилось столько пассажиров, нещадно дымивших, что я вернулся на палубу,
Застегнул свой двубортный сюртук и, пристроившись под кожухом гребного
колеса, стоял, насколько было можно, прямо, точно мне все нипочем.
Тогда-то я и увидел в первый раз то страшное существо, которое будет
предметом этих моих воспоминаний.
У трубы - наверно, в расчете, что ее жар будет его обсушивать так же
быстро, как дождь мочить, - стоял, засунув руки в карманы, потрепанный
человек в черной потертой одежде, который заворожил меня с того памятного
мгновения, как я увидел его глаза.
Где видел я раньше эти глаза? Кто он такой? Почему он напомнил мне
сразу Векфильдского священника, Альфреда Великого, Жиль Бласа, Карла
Второго, Иосифа с братьями, Королеву фей, Тома Джонса, "Декамерон" Боккаччо,
Тэма о'Шентера, венчание венецианского дожа с Адриатикой и Великую
Лондонскую чуму? * Почему, когда он согнул правую ногу и положил левую руку
на спинку соседней скамьи, я, как это ни дико, мысленно связал его фигуру со
словам"!: "Номер сто сорок два, мужской портрет"? Могло ли это значить, что
я схожу с ума?
Я снова взглянул на него, и теперь я подтвердил бы под присягой, что он
принадлежит к семье Векфильдского священника. Был ли он самим священником,
Мозесом, мистером Берчиллом, сквайром или конгломератом из всех четырех *, я
не знал; но меня подмывало схватить его за горло и бросить ему обвинение,
что в его жилах, каким-то непристойным образом, течет Примрозова кровь. Он
загляделся на дождь и вдруг - боже правый! - стал святым Иоанном. Он
скрестил руки, покорясь непогоде, и у меня возникло неистовое желание
обратиться к нему как к "Зрителю" и строго спросить, что он сделал с сэром
Роджером де Коверли *.
Страшное подозрение, что я повредился в уме, вернулось с удвоенной