"Чарльз Диккенс. Жатва" - читать интересную книгу автора

не вышло.
- Я, разумеется, не могу считать себя сведущей в такого рода делах, с
достоинством сказала миссис Спарсит, - ибо мне суждено было вращаться в
совсем иных сферах. Тем более что мистер Спарсит, будучи из Паулеров, тоже
не имел ничего общего с подобными раздорами. Но одно я знаю, и знаю твердо:
этих людей надо укротить, и давно пора это сделать, раз и навсегда.
- Верно, мэм, - почтительно поддакнул Битцер, не скрывая действия,
какое оказывали на него непререкаемые вещания миссис Спарсит. - Яснее и
сказать нельзя - что правда, то правда.
Так как доверительные беседы между ним и миссис Спарсит обычно
происходили во время ее вечернего чаепития и он уже успел догадаться по ее
глазам, что она намерена задать ему вопрос, то он не уходил, а передвигал с
места на место линейки, чернильницы и прочее, пока она, поглядывая в
открытое окно, прихлебывала чай.
- Очень занятой был день, Битцер? - спросила миссис Спарсит.
- Не сказать, чтобы очень, миледи. Как обыкновенно. - Время от времени,
разговаривая с ней, Битцер заменял обращение "мэм" более церемонным
"миледи", как бы невольно отдавая должное личным качествам миссис Спарсит и
ее наследственному праву на всяческое уважение.
- Все клерки, - продолжала миссис Спарсит, осторожно стряхивая
невидимую крошку намазанного маслом хлеба с левой митенки, - разумеется,
добросовестны, пунктуальны и прилежны?
- Да, мэм, пожалуй, что так. Все, кроме одного, конечно.
Он отправлял в банке почетную должность главного шпиона и доносчика, и
за эти добровольные услуги, помимо причитающегося ему жалования, получал на
рождество наградные. Битцер с годами превратился в необыкновенно трезвого,
осмотрительного, благоразумного молодого человека, который не мог не
преуспеть в жизни. Духовный механизм его работал так исправно и точно, что
он не знал ни чувств, ни страстей. Все его поступки были итогом самых тонких
и хладнокровных расчетов; недаром миссис Спарсит всегда говорила, что еще не
встречала молодого человека столь твердых принципов. Удостоверившись после
смерти отца, что мать его имеет право на призрение[1] в Кокстауне, сей
многообещающий юный экономист весьма ревностно и принципиально стал на
защиту этого ее права, вследствие чего она очутилась в работном доме[2], где
и пребывала поныне. Впрочем, надо отдать ему должное - она получала от него
ежегодный дар в виде полуфунта чаю, что, несомненно, было слабостью с его
стороны: во-первых, любые дары неизбежно ведут к пауперизации одаряемого; и,
во-вторых, единственный разумный способ распорядиться этим товаром
заключался в том, чтобы купить его как можно дешевле, а продать как можно
дороже; ибо ученые с полной ясностью доказали, что это и есть весь долг
каждого человека[3], - не какая-то часть его долга, а весь целиком.
- Пожалуй, что все, мэм. Кроме одного, конечно, - повторил Битцер.
- А-а! - протянула миссис Спарсит, помотав головой над чашкой чаю и
отхлебывая большой глоток.
- Мистер Томас, мэм, - сомнителен он мне очень. Мне, мэм, не нравится,
как он себя ведет.
- Битцер, - предостерегающим тоном сказала миссис Спарсит, - вы не
помните, говорила я вам что-нибудь относительно имен?
- Виноват, мэм. Это верно. Вы сказали, что не любите, когда называют
имена и что вообще лучше обходиться без них.