"Гордон Диксон. Прирожденный полководец (Дорсайский цикл, #7)" - читать интересную книгу автора

восемнадцать лет своей жизни. Теперь, уединившись и миновав пустые
взлетные поля в долгих желтоватых сумерках, перед ожидавшим его торжеством
по случаю окончания Академии, перед возвращением домой, он вынужден был
признать собственную странность - и не только в глазах других, но и в
собственном мнении.
"Странный парень, - услышал он однажды, как начальник Академии
говорил преподавателю математики, - никогда не знаешь, чего от него
ждать".
Возвращаясь домой, где его ждала семья, он по-прежнему не знал пути,
который выберет. Они, наверное, наполовину убеждены в том, что он выберет
отказ от Ухода. Почему? Он никогда не давал им повода для сомнений. Он был
дорсайцем с планеты Дорсай, его мать была из семьи Кенвик, а отец - Грим.
Обе эти фамилии так стары, что их происхождение терялось в предыстории
материнской планеты. Храбрость его была несомненной, слово верным. Он
лучше всех занимался в своем классе. Каждая капля его крови, каждая кость
были наследием долгой линии профессиональных военных. Ни разу пятно
бесчестия не касалось их семьи и ни один член ее не совершал поступка,
из-за которого пришлось бы стыдиться. И тем не менее они очень
сомневались.
Он подошел к ограде, окружавшей спортивную площадку с прыжковыми
ямами и облокотился на нее: плащ кадета старшего курса свисал с его плеч.
В чем же проявляется эта странность - вот над чем размышлял он в ярком
свете садящегося солнца. В чем его отличие от других?
Он попытался посмотреть на себя со стороны. Стройный юноша
восемнадцати лет, высокий, но совсем не гигант по дорсайским стандартам,
сильный, но средней силы по дорсайским стандартам. Его лицо было лицом его
отца, резким и костлявым, с прямым носом, но без отцовской массивности в
костях. Цвет его кожи был смуглым, как и у всех дорсайцев, волосы прямые и
черные. Только глаза неопределенного цвета, оттенки которого менялись от
серого к зеленому, от зеленого к голубому, отличали его от других членов
семьи. Но разве цвет глаз сам по себе может создать репутацию странности?
Оставался характер. Он в полной мере унаследовал склонность к
приступам холодной убийственной ярости, характерным для всех дорсайцев,
приступам, из-за которых ни один здравомыслящий человек не стал бы
задевать дорсайца без достаточно уважительной причины. Но это было общей
особенностью дорсайцев, а если и сами дорсайцы считали Донала Грима
странным, значит, была у него какая-то индивидуальная особенность.
Возможно, рассуждал он в косых лучах опускающегося солнца, это было
то, что он даже в приступах ярости оставался расчетливым, всегда сохранял
контроль над собой. И в этот момент вся его странность, вся его
необычность обрушилась на него - он почувствовал таинственное освобождение
от телесной оболочки, что случалось с ним с самого его рождения.
Это всегда наступало в подобные моменты, когда плечи его сгибались от
усталости или какого-нибудь сильного чувства. Он вспомнил, как это
случилось с ним на службе в церкви Академии, когда он был утомлен долгим
днем, заполненным тяжелыми упражнениями и трудными занятиями, и когда он
почти терял сознание от голода. Как и теперь, косые лучи опускающегося
солнца падали сквозь большие окна на полированные стены с изображениями
сцен из известных битв. Он стоял в строю своих товарищей, между рядами
твердых низкий скамей - впереди младшие кадеты, сзади офицеры - и слушал