"Гордон Диксон. Шторм Времени" - читать интересную книгу автора

немного южнее тех мест, которые когда-то считались северной границей
Айовы. Смесь мяуканья и рыка, которые я сумел расслышать, являлась
недвусмысленным предупреждением. Не угрожающего рыка, выражающего
готовность напасть, а сигнала, дающего понять, что Санди надоело играть
роль чучела и что девочке пора оставить его на какое-то время в покое. Я
резко затормозил на обочине пустой двухрядной асфальтированной дороги и
пробрался между сиденьями внутрь фургона.
- Эй, ты, кошак! - рявкнул я на леопарда. - Какой бес в тебя вселился?
Санди не удостоил меня ответной реплики, главное для него в эту
минуту было то, что он добился своего и от него отстали. Он вальяжно
развалился на полу, находясь в прекрасном расположении духа, и тщательно
вылизывал шерсть на правой лапе. А вот девочка сжалась в плотный комок, и
у меня появилось ощущение, что больше она никогда не распрямится.
Мое терпение лопнуло, и я хлопнул Санди по спине; зверюга тут же
подобрался, и я мог перебраться через него к девушке. Секундой позже я уже
чувствовал, как его шершавый язык виновато лижет мою лодыжку. Хотя он вряд
ли понимал, в чем провинился. Это рассердило меня еще больше, поскольку -
что совсем нелогично - виноватым почувствовал себя я. С моей точки зрения,
леопард был совершенно безумен. Я этим умело пользовался, понимая, что мне
абсолютно ничего не угрожает. Я шпынял его, как хотел, хотя в принципе он
мог за пару секунд перегрызть мне глотку так же легко, как зевнуть.
Девочка лежала, забившись в угол: я прикоснулся к ней и почувствовал,
что ее напряженные мышцы может в любой момент свести судорогой. Я напомнил
себе, что мне плевать и на нее, и на Санди. Но.., по какой-то непонятной
мне причине всякий раз, когда она сворачивалась так, как сейчас, у меня
едва не разрывалось сердце.
У моей младшей сестры временами случались подобные истерики - до тех
пор пока она не выросла из них. На вид девочке было никак не больше
пятнадцати, максимум - шестнадцати, и с того момента, как я встретил ее
одиноко бредущей по дороге, она не вымолвила ни единого словечка. Зато
почти сразу привязалась к Санди. Можно было подумать, что леопард -
единственное живое существо на свете. И когда он вот так рыкал на нее,
она, похоже, воспринимала это, как если бы все, кого она когда-либо в
жизни любила, вдруг разом взяли и отвернулись от нее.
Я и раньше имел несчастье присутствовать при подобных нервных
кризисах - хотя предыдущие не были впрямую связаны с Санди - и знал, что
мало чем смогу помочь ей. Через какое-то время она сама по себе начинала
понемногу "оттаивать". Поэтому я уселся рядом, обнял обеими руками,
насколько позволила ее напряженная поза, и начал разговаривать с ней. Звук
моего голоса несколько раз действовал на нее положительно; она не всегда
реагировала на мои слова, но когда реагировала - делала именно то, что я
ее просил.
Вот так я и сидел на матрасах и одеялах в кузове своего фургона,
обхватив руками ее худенькое тело, которое, казалось, состояло из одних
костей, и повторял снова и снова, что Санди не сердится на нее, что он
полоумный кот, и она не должна обращать особого внимания на его рык,
просто ей стоит ненадолго оставить его в покое. Через некоторое время я
устал повторять одно и то же и попробовал спеть первое, что пришло в
голову. Я знал, что певец из меня никудышный. Может, в то время я и считал
себя большим докой в некоторых вещах, но был твердо уверен, что пение к