"Кристофер Дикки. Кровь невинных " - читать интересную книгу автора

заимствованные, когда их брали себе чернокожие в Уэстфилде, пока некоторые
из них не стали называть себя Мухаммедами и Абдуллами.
Моя фамилия Куртовиц. Никто не обращал на это внимания. Мой отец
приехал в Уэстфилд из страны, раньше называвшейся Югославией, по трудовому
контракту - преподавать старшеклассникам французский, один из четырех
языков, которые он выучил вскоре после окончания Второй мировой войны. Отец
бежал от коммунистического режима и нашел приют в Америке. Я понятия не
имею, кем и на кого он работал в конце сороковых. В Уэстфилде не принято
много говорить о прошлом. Не важно, как ты сюда попал, главное, что оказался
здесь.
Когда я родился, отец, уже немолодой человек, работал тренером
"Викингов" - баскетбольной команды Уэстфилдской школы, и занимался этим до
конца жизни, пока в шестьдесят четыре года не умер от удара. Смерть застала
его в гостиной, ночью, пока мы все спали. Я, четырнадцатилетний подросток,
проснулся и услышал шипение телевизора. Моя спальня находилась справа от
гостиной, и я привык засыпать под ночные выпуски новостей и монотонный голос
Джонни Карсона. Отец никогда не забывал выключать телевизор. Когда я нашел
его, кровь, вытекшая у него из носа, уже свернулась на щеке, а остекленевшие
глаза бессмысленно смотрели на серебристый экран. Я был третьим, самым
младшим ребенком в семье и единственным сыном.
Пока я рос, мама почти все время сидела дома. Красивая женщина,
голубоглазая блондинка, со свежей сияющей кожей. Теперь я понимаю, что в
городе ценили ее обаяние. Она говорила с легким акцентом, почти незаметным,
так что трудно было сказать, откуда она родом. Однако жители Уэстфилда
знали, что она - не местная. И дело было вовсе не в происхождении, а в
акценте. Иногда, когда она приходила в кафе, официант мог не принять у нее
заказ, ссылаясь на то, что ее не понимает. После смерти отца она устроилась
работать в супермаркет "Уол-март", а когда мне исполнилось шестнадцать,
вышла второй раз замуж за Келвина Гудселла - управляющего хозяйственным
магазином, где в то время вместе с пилами и дрелями продавали
спортинвентарь, ружья и боеприпасы.
Я жалел маму. Гудселл оказался кретином и не принес ей счастья.
Впрочем, она просто была несчастливым человеком. Даже когда жила с отцом.
Они часто ссорились, и мама пряталась от него в нашем старом фургончике.
Убегала из дома, садилась в машину и уезжала. Просто все ехала и ехала по
дороге. Не думаю, что она брала попутчиков. Помню, как она кричала, билась в
истерике, а мой отец даже не повышал на нее голоса. "Послушай, милая, -
говорил он, - зачем ты так?" Но она злилась еще больше и наконец уходила. И
я боялся, что она не вернется.
Сначала этот страх был неосознанным. Но к десяти-одиннадцати годам я
знал уже достаточно, чтобы все понять, и от этого мне становилось еще хуже.
Думаю, она ездила в Арканзас-Сити, чтобы там напиться. В нашем графстве было
напряженно с выпивкой. Спиртного не продавали. Я знал, что когда она приедет
домой, от нее будет пахнуть алкоголем. Отец вел себя тихо - именно таким я
помнил его большую часть времени - и ждал ее возвращения. Порой ссора
разгоралась заново. Но чаще он просто сидел в кресле и смотрел, как она
уходит в свою комнату и закрывает за собой дверь.
К тому времени, когда мама вышла замуж за Гудселла, она сильно
располнела. На смену спиртному пришли транквилизаторы - сначала валиум,
затем - перкодан. В конце концов она стала смешивать их в разных дозах.