"Элисео Диего. Дивертисменты " - читать интересную книгу автора

______________
* Персонаж новеллы американского писателя Уошингтона Ирвинга
(1783-1859).


Донья Исабель сидела в своем алькове, она тонула в большущем, глубоком
плюшевом кресле, ее негнущееся тельце было едва различимо. Тетушка занимала
маленькое черное кресло-качалку напротив нее (для меня всегда было загадкой,
как могла она умещаться, такая высокая и тучная, в смешной мебели, которую
она с замечательным достоинством выбирала, дивным образом согласуясь с нею,
стараясь ничего не потревожить, чтобы все как шло, так и шло), а рядом -
мама в своем пышном и веселом белом платье, меня же усадили в черное кресло.
"Давно я тебя не видела, - сказала Донья Исабель, обращаясь к маме. -
Последний раз, помнится, - добавила она, - мы виделись лет двадцать с лишком
назад, ты была еще совсем девочка и все время тараторила о пляже, если не
ошибаюсь, о пляже в Сан-Себастьяне*. Да, о длинном золотом пляже с пестрыми
кабинами, помню громоздкие купальники, которые тогда носили, некоторые в
черную и оранжевую полоску. И о том, какой горячий там песок, прямо не
выгнать вас было с этого пляжа, верно? Мне кажется, ты забыла о том, что
Бискайский залив такой холодный от близости к полюсу. Здесь-то получше
будет, место защищенное, а еще лучше в моем доме... Я не стала тебе тогда
говорить, ты еще маленькая была, как я не люблю этих высоких людей в синем,
прогуливающихся по песку, обрывки песен, которые заглушает прибой, звон
опорожненных бутылок, а потом заход одного и того же солнца, зеленые холмы
чернеют, беседа за ужином обрывается. А здесь, - и она впервые сделала
движение рукой, показав на свечные канделябры, - я, когда хочу, зажигаю и
гашу свое собственное солнце. Приятно не слышать ход времени в часах, не
видеть никакие пейзажи, кроме одного - моих комнат и вещей, которые раз и
навсегда нашли свое место и освещены, лишь когда это мне понадобится".
______________
* Сан-Себастьян - город и порт на севере Испании.

Говоря, Донья Исабель не двигалась - лишь взгляд ее перемещался с места
на место по воздуху, не останавливаясь ни на чем, покамест, по окончании
очередной ее фразы, насмешливо и спокойно не впивался в кого-нибудь из нас.
Казалось, она развоплощает вещи, превращая их в свою речь, в нечто похожее
на черные розы решеток, утратившие даже самый образ цветка.

"Не знаю, с какого времени я заперлась здесь, - говорила Донья
Исабель, - но с той поры солнце я вижу разве что сквозь толстое и мутное
стекло окна, к тому же в любой момент я могу его убрать, занавесив черной
шторой. Конечно, - добавила она насмешливо, - это все равно что закрыть
солнце пальцем, а я довольна, потому что еще лучше, чем стены дома, я могу
выказывать мое безразличие к этой глупейшей карусели солнца и луны, ведать
не ведая об их назойливых каждодневных напоминаниях, таких равномерных и
несносных. Конечно, когда солнце мне нужно, я вынуждена дожидаться его
двенадцать часов кряду, но и тогда - захочу, впущу его в дом, захочу, не
впущу, и всегда его свет должен иметь квадратную форму, которую я ему
придаю, потому что так мне заблагорассудилось".
Тут Донья Исабель добродушно улыбнулась и перевела дух. Казалось,