"Доминик Дьен. Испорченная женщина " - читать интересную книгу автора

чистки столового серебра. Обычно в это время Анриетта бывает в доме одна,
но, поскольку учебный год кончился, дети на этот раз тоже здесь. Виржини
почти целый день не выходила из своей комнаты и выглянула лишь для того,
чтобы пообедать на кухне вместе с братом. На медленном огне в большой
кастрюле тушится мясное рагу для ужина. Анриетта выкладывает на стол
серебряные блюда и приборы, надевает резиновые перчатки, достает тряпки и
принимается за работу. На кухне раздается лишь мерное тиканье настенных
часов, звук скользящей по посуде тряпки и в такт ему - усталое дыхание
Анриетты.
Тома заперся на ключ у себя в комнате. Подойдя к маленькому секретеру,
который принадлежал еще его деду, он открывает потайной ящичек и достает
конверт из плотной бумаги, откуда выскальзывает несколько фотографий,
сделанных "Поляроидом". Тома внимательно разглядывает их и вздыхает. Он
долго сидит неподвижно, с видом человека, обдумывающего важное решение.
Потом берет лист бумаги и своим изящным почерком выводит "Дорогая мама...".
Вслед за этим ручка надолго повисает в воздухе, словно ему не хватает
мужества продолжать. Затем Тома яростно комкает листок и швыряет его в
корзину для бумаг. Он достает другой лист и снова принимается писать:
"Любовь моя...". Он долго еще будет так сидеть, спиной к двери, склонившись
над письмом, наедине со своими секретами, мечтами и тайными горестями.

Анриетта тяжело встает, приставляет стремянку к высокому встроенному
шкафу и маленьким ключиком, который висит у нее на шее на белой шелковой
ленточке, открывает верхнюю створку. Каждый день она с замиранием сердца
ощупывает сквозь ткань этот предмет, проверяя, на месте ли он. Затем она
убирает стремянку в кладовку и, приподняв крышку кастрюли, принимается
помешивать рагу большой деревянной ложкой. Она осторожно пробует его. На
душе у нее по-прежнему неспокойно. Анриетта включает радио и снова садится
чистить серебро.

Выйдя от следователя, Оливье не пошел на работу. Он знает, что попал в
западню, и, что бы он ни объяснял полицейским, он - идеальный подозреваемый.
Как бы ему хотелось вернуться на три месяца назад, когда он, подыскивая себе
жилье неподалеку от института, колебался между однокомнатной квартирой на
улице Сен-Жан-Батист-де-ля-Саль и "двушкой" на улице Мазарин! Но его
соблазнил первый вариант - отсюда было ближе ходить на работу, к тому же
квартирка была уютной и полностью обставленной... Если бы он выбрал тогда
второй вариант, ничего этого не случилось бы, и сейчас его беспокоило бы,
скорее всего, лишь то, как вырваться из сетей, сплетенных какой-нибудь не в
меру влюбленной студенточкой.
Если бы он не обнял тогда Катрин Салерн и не начал ласкать ее грудь,
ничего бы не произошло... Если бы он не полюбил ее, не в силах смотреть, как
она страдает, с трудом сохраняя равновесие на тонкой туго натянутой
проволоке своей жизни, ничего бы не произошло... Но был ли у него выбор,
когда в ту роковую субботу он вышел из метро "Площадь Аббес"? Он решил
свести счеты с шантажистом, чтобы тот не разрушил жизнь женщины, чье тело он
так любил. Но стоит Оливье лишь подумать об этом, как он испытывает глубокий
стыд. Он понимает, что рассуждает как человек, который уже больше не любит.
Потому что когда он впервые увидел Катрин, то, несмотря на сразу же
возникшее страстное желание обладать ею, он был одновременно тронут ее