"Светлана Дильдина. Попутного ветра!" - читать интересную книгу автора

Прислонился к стене и крепко задумался. Как-то неправильно... будто и не
Айшан вовсе. Кажется, у него что-то случилось, ничем иным не мог объяснить
странную нервозность - а ведь он сам меня звал. Что-то хотел сказать. Что?
Я дал слово себе в следующий раз первым делом найти Айшана.

И снова не решился заглянуть домой. Вел себя как трус... а ведь
родителей кто-нибудь да оповестит, что я в очередной раз болтался по городу.
Мать после таких новостей наверняка бьется в тихой истерике и пьет сердечные
капли, ругая неблагодарного сына, отчим отмалчивается и читает газету по
второму и третьему разу - он так всегда поступает, когда не может понять то,
что хочет. Когда неприятности врываются в его спокойную гавань.
Но я не мог показаться на глаза им - и Нике... Пусть лучше от других
узнают, что со мной все в порядке.

Возле сквера на Радужном толпился народ. Я притормозил, всмотрелся.
Что-то происходило - люди отнюдь не молча стояли, крики, гул голосов
раздавались по всей улице. Зазвенело разбитое стекло. По машине ударили...
Кто опять чего не поделил, и с кем?
Городского патруля не было - но не разорваться же им.
Я остановил Ромашку - почудилось, он взволнованно задышал, потянулся
вперед. Люди сбегались к скверу, кто-то нырял с размаху в толпу. Я теперь
видел все четко, спасибо Пленке. Движения-вспышки, будто мелькали перед
глазами кусочки мозаики, движения собравшихся были как у марионеток -
подчеркнутые, неестественные. Женщина закричала. Ярким пятном пронесся перед
глазами обрезок трубы, наполовину алый от крови.
Смысла лезть в толчею для меня не было - вмиг окажусь под ногами. А
стоять и смотреть казалось довольно гадким занятием, похуже подглядывания в
замочную скважину. Поэтому я поехал прочь, ощущая тяжесть во всем теле. Вот
так преспокойно уезжать было неправильно... это все-таки мой город. Разве
оттого, что перестал быть спокойным и солнечным, он больше не заслуживает
помощи и любви?
А Пленка дышала ровно; ей ничего не угрожало, она ничего и не поняла.
Когда я сворачивал на боковую уличку, мимо меня по проспекту пронеслась
"Скорая".

В Лаверте стоят церкви разных конфессий. Многоликий, и вместе с тем -
удивительно неприкаянный город. Ни одну религию не принимает, как свою.
Бальи на могилах соседствуют с искусственными цветами, сложенные из
картона и бумаги птички делят плиты городских площадей и постаменты
памятников с алыми свечками-таблетками. Птички рвутся летать, свечки горят,
подмигивая небу - все, мол, в порядке...
Все перемешалось в одном котле и было не отринуто - отстранено, ровно
настолько, чтобы разглядывать исподтишка, мирно и равнодушно.
Я слез с Ромашки, прислонил его к сохранившейся части стены. Кладбище
старое, лет пятьдесят уже на нем никого не хоронили. И памятники старые -
таких давно не ставят. Сейчас наконец-то построили крематорий, от человека
остается урна с прахом. А сверху - столбик, будто пенек: было дерево, а
теперь нет.
Вроде как правильно, экономия места - только цинично как-то...
Здесь сохранились полуразрушенные склепы, или надгробия - статуи,