"Томас Диш. Концлагерь " - читать интересную книгу автора14 мая Спагетти. Такими вечерами (пишу я после отбоя, при свете синей двадцативаттной лампы над толчком) меня посещает сомнение, прав ли я со своим отказничеством, не опростоволосился ли. Чего тут больше - героизма? или мазохизма? В личной жизни совесть моя никогда не была такой образцово-показательной. Но, черт побери, эта война не правильная! Я думал (и убедил себя), что отправиться в тюрьму по собственной воле немногим отличается от того, чтоб уйти в траппистский монастырь, что лишения переносятся легче, если идешь на них сознательно. Как человек женатый, я часто сожалел, что умозрительная жизнь, в самых ее возвышенных аспектах, прошла мимо меня. Аскетизм представлялся мне чем-то вроде духовного трюфеля, некой редкой роскошью. Ха-ха! На койке этажом ниже удовлетворенно посапывает мафиози из мелких буржуа (сцапали за какие-то налоговые махинации). В плотной, осязаемой темноте скрипят кроватные пружины. Я пытаюсь думать об Андреа. Помнится, в старших классах брат Уилфред советовал, что когда посещают греховные мысли, надлежит молиться Святой Деве. Может, ему это и помогало. 15 мая (первая строка "Божественной комедии" Данте в переводе М. Лозинского).> Мой тридцать пятый день рождения, и кошмары в слабой форме. Сегодня утром в течение нескольких секунд перед железным бритвенным зеркалом господствовал мой двойник, Луи II. Он издевался, и бушевал, и пятнал своим непотребным словоизвержением знамя веры, не говоря уж о надежде (и без того последнее время изрядно запятнанной). Мне тут же вспомнилось гнетущее лето двадцатилетней давности - лето, когда душой моей безраздельно владел Луи II. Гнетущее? Собственно, слова "non serviam" возбуждения - возбуждения, которое неотделимо переплетено в памяти с первым сексуальным опытом. Так ли уж сильно отличается моя нынешняя ситуация? Другое дело, что теперь я благоразумно заявляю "поп serviam" скорее кесарю, нежели Богу. Когда явился капеллан выслушать мою исповедь, об этих угрызениях совести я не сказал ни слова. В своей невинности тот будет склонен принять сторону циничного Луи II. Капеллан, однако, успел выучиться, что меня скудным арсеналом его казуистики не проймешь (еще один перебежчик из стана ирландского томизма), и делает вид, будто принимает меня с позиций моей же собственной моралистики. - Берегитесь, Луи, - советовал он, прежде чем отпустить мне грехи, - берегитесь интеллектуальной гордыни. - Имея в виду (как мне всегда казалось): берегитесь интеллекта. Как отличить праведность от своеволия? Одного Луи от другого? |
|
|