"Томас Диш. Концлагерь " - читать интересную книгу автора


14 мая

Спагетти.
Такими вечерами (пишу я после отбоя, при свете синей двадцативаттной
лампы над толчком) меня посещает сомнение, прав ли я со своим
отказничеством, не опростоволосился ли. Чего тут больше - героизма? или
мазохизма? В личной жизни совесть моя никогда не была такой
образцово-показательной. Но, черт побери, эта война не правильная!
Я думал (и убедил себя), что отправиться в тюрьму по собственной воле
немногим отличается от того, чтоб уйти в траппистский монастырь, что
лишения переносятся легче, если идешь на них сознательно. Как человек
женатый, я часто сожалел, что умозрительная жизнь, в самых ее возвышенных
аспектах, прошла мимо меня.
Аскетизм представлялся мне чем-то вроде духовного трюфеля, некой
редкой роскошью. Ха-ха!
На койке этажом ниже удовлетворенно посапывает мафиози из мелких
буржуа (сцапали за какие-то налоговые махинации). В плотной, осязаемой
темноте скрипят кроватные пружины. Я пытаюсь думать об Андреа. Помнится, в
старших классах брат Уилфред советовал, что когда посещают греховные мысли,
надлежит молиться Святой Деве. Может, ему это и помогало.


15 мая

Вот уж в самом деле, nel mezzo del camin di nostra vita! del camin di nostra vita (urn). - "земную жизнь пройдя до половины"
(первая строка "Божественной комедии" Данте в переводе М.
Лозинского).> Мой тридцать пятый день рождения, и кошмары в слабой форме.
Сегодня утром в течение нескольких секунд перед железным бритвенным
зеркалом господствовал мой двойник, Луи II. Он издевался, и бушевал, и
пятнал своим непотребным словоизвержением знамя веры, не говоря уж о
надежде (и без того последнее время изрядно запятнанной). Мне тут же
вспомнилось гнетущее лето двадцатилетней давности - лето, когда душой моей
безраздельно владел Луи II. Гнетущее? Собственно, слова "non serviam" berviam, (лат). - не служу.> произносились тогда не без приятного
возбуждения - возбуждения, которое неотделимо переплетено в памяти с первым
сексуальным опытом.
Так ли уж сильно отличается моя нынешняя ситуация? Другое дело, что
теперь я благоразумно заявляю "поп serviam" скорее кесарю, нежели Богу.
Когда явился капеллан выслушать мою исповедь, об этих угрызениях
совести я не сказал ни слова. В своей невинности тот будет склонен принять
сторону циничного Луи II. Капеллан, однако, успел выучиться, что меня
скудным арсеналом его казуистики не проймешь (еще один перебежчик из стана
ирландского томизма), и делает вид, будто принимает меня с позиций моей же
собственной моралистики.
- Берегитесь, Луи, - советовал он, прежде чем отпустить мне грехи, -
берегитесь интеллектуальной гордыни. - Имея в виду (как мне всегда
казалось): берегитесь интеллекта.
Как отличить праведность от своеволия? Одного Луи от другого?