"Уильям Дитрих. Молот Тора ("Итан Гейдж" #3)" - читать интересную книгу автора

в недалеком будущем могла стать императрицей. Но эта неблагодарная изменница
вознаградила меня и мою египетскую возлюбленную Астизу отправкой в тюрьму
Тампль, и именно из-за непрощенной обиды рискованный флирт с сестрой
Бонапарта Полиной показался мне еще более заманчивым. Мне хотелось
поиздеваться над кем-то из семейки Бонапарта, как он издевался надо мной. Из
меня пытались сделать козла отпущения (причем не один раз), и неизбежное
присутствие первой леди, Жозефины, сияющей так, словно она выиграла в
революционную лотерею, черной тучей омрачало безоблачную синеву сегодняшнего
дня. Овдовев во время террора, предприимчивая дама сделала ставку на
молодого Корсиканца и теперь невероятным образом оказалась во дворце
Тюильри.
Если Жозефина вызывала мучительные воспоминания о расставании с
Астизой, то искавшие моего совета американские эмиссары польстили моему
самолюбию, щедро высказав свои благодарности. Оливер Эллсуорт, председатель
Верховного суда, трудившийся над созданием конституции моей родины, ныне
взял на себя руководство этой дипломатической миссией. Равной известностью
пользовались и два его помощника: Уильям Ричардсон Дейви, герой Войны за
независимость, и Уильям Ванс Мюррей, мэрилендский конгрессмен, служивший
послом в Нидерландах. Вся эта троица рисковала, приняв на себя ограниченные
полномочия первых посланников в надежде на завершение срока слабого
президентства Джона Адамса. А в качестве советника им достался я, молодой,
неопытный и разочарованный охотник за сокровищами, азартный игрок, меткий
стрелок и искатель приключений, умудрившийся как-то поладить и с британцами,
и с французами в недавней войне в Египте и Святой земле. Мне также довелось
поработать секретарем у великого и, увы, покойного Франклина, и в дальнейшем
я самолично завоевал репутацию знатока электричества, однако - самое
главное - пользовался благосклонностью Бонапарта, когда он бывал в хорошем
настроении. Мы оба с ним были темными норовистыми лошадками (просто Наполеон
превосходил меня непредсказуемостью), и он доверял мне как
собрату-оппортунисту. Честными людьми трудно управлять, но те из нас, кто
блюдет свои интересы, руководствуясь здравым смыслом, более предсказуемы.
Поэтому после Маренго меня использовали в качестве посредника, курсирующего
от Талейрана к нетерпеливым американским послам, и в итоге мы заключили
мирный договор.
- Если мне что и нравится в вас, Гейдж, так это то, что вы
руководствуетесь практической выгодой, а не строгими принципами, - шепнул
мне как-то раз Бонапарт.
- А мне, первый консул, нравится в вас то, что вы с равным
удовольствием готовы использовать способности и уничтожать своих
противников, - любезно ответил я. - Вы уже пытались казнить меня, по-моему,
три или четыре раза... И все же теперь мы стали мирными партнерами.
"Как чудесно порой складываются обстоятельства", - заметил мне однажды
английский капитан, сэр Сидней Смит.
- Партнерами? Эк вас занесло! Нет, Гейдж, вы лишь инструмент в руке
скульптора. Но я хорошо забочусь о своих инструментах.
Едва ли он хотел польстить мне, но обаяние этого человека отчасти
заключалось в его грубоватой, порой бестактной откровенности. Он мог
сообщить дамам, что их наряды крикливы или их талии слишком толсты,
поскольку ему нравились стройные и рассудительные скромницы в белых платьях,
чей образ, очевидно, укладывался в мечтательные представления о девственной