"Олег Дивов. Закон фронтира" - читать интересную книгу автора

живым. Проклиная тупых идиотов, он удрал в чащобу и долго плутал, думая, а не
расплакаться ли ему. Но вместо этого замерз, обозлился и за считанные часы
полностью утратил с большим трудом восстановленное за прошедшие месяцы
человеческое обличье.
Дни и ночи он старательно вытравливал из себя агрессию. Применяя немудреные
психотехники, учился быть человеком. Оказалось - зря. Как он "проснулся" таким
же волчонком, что и все остальные, так он им и стал опять. Немного холода и
голода, много опасности для жизни и очень горькая обида. Идеальные условия,
чтобы действительно стать как все.
К вечеру Гош выбрался на окраину города. Тула что-то шумно праздновала,
может быть, даже избавле-
ние от него, любимого. По улицам носились машины, поэтому Гош не рискнул
идти дальше, а заночевал в какой-то развалюхе. Слава богу, внезапно наступила
оттепель, и он не совсем закоченел. Утром проверил оружие и двинулся
восстанавливать справедливость, как он ее теперь понимал. Точнее - не теперь, а
снова, но особой разницы по результатам эти понятия не имели. Просто в начале
пути Гош отмечал, какие вокруг славные лица и как они не вяжутся с кошмарным
внутренним содержанием, точнее - полным его отсутствием. Отмечал, даже когда в
эти лица стрелял. Тула его от желания вникать в тонкости вылечила.
Еще, наверное, дело было в том, что когда-то в прошлой жизни Гош уже бывал
в этих местах и они ему активно не понравились. С верхнего этажа редакционного
комплекса, единственного двенадцатиэтажного здания в округе, Гош тогда увидел
распластанный по земле городишко под тяжелым осенним свинцовым небом.
Впечатление осталось жуткое. Его не исправила даже великолепная коллекция
"голландцев" в музее. А удивительный оптимизм и жизнелюбие местного населения
только усиливали боль от понимания того, что так жить нельзя. Какого черта Гош
делал в Туле, память не сообщала. Она хранила только музейную живопись, обрывки
разговоров и тяжкое ощущение того, что места эти прокляты. Дальше на
северо-запад лежал отравленный Новомосковск, город большой химии, где каждый
пятый ребенок был от рождения болен, а каждый третий заболевал потом...
Гош помотал головой, плотнее ухватил оружие и в два прыжка оказался на
другой стороне улицы. Воспоминание могло и подождать. Оно все равно ничего не
проясняло в том, кто он был, чем занимался и как его звали. А вот насущная
проблема кормления, моторизации и рекогносцировки отлагательства не терпела.
В неприметном гараже он отпер бронированный "Тахо". Завел двигатель, врубил
на полную отопитель, вывел машину во двор от греха подальше, чтобы не угореть.
Слопал банку тушенки и блаженно прикорнул чуток. Потом умылся снегом и поехал на
войну.Он терроризировал город, пока не пришли в негодность жесткие вставки в
простреленных колесах. А так как по колесам ему в первый раз попали очень не
скоро, то успел он оттянуться всласть. Налетал, стрелял, и тут же обратно. Снова
налетал, снова бил на поражение и опять скрывался. Вогнал обидчиков в трепет,
потом в ужас, потом в настоящую панику. Распустились почки, запели птицы,
пробивалась трава. А Гош все отводил душу. Даже сам с собой заключил пари,
отгонят его от города до конца весны или нет. И вдруг почувствовал, что устал.
Жизнь научила Гоша стрелять и запугивать, но это точно было не его. Он всего
лишь хотел, чтобы к нему никто не приставал. А в реальности сам превратился в
ходячую проблему для окружающих.
Наступил май, неожиданно жаркий и сухой.
- Что-то я не то делаю, - сказал Гош, выводя напильником очередную метку на
прикладе.