"Андрей Дмитрук. Кофе в час Волка (Рассказ, фантастика)" - читать интересную книгу автора

на жалобу леса.
Почувствовав, что на глазах выступают слезы, он опрометью свернул в
какой-то мокрый, зябкий палисадник и стоял там один над ноздреватыми
сугробами, пока не отхлынула горечь. Вспомнились давние, наивные надежды,
похороненные под цинизмом и суматохой. Как мальчишкой тщательно срисовывал
эти самые осенние листья, любовно отобранные в парке; как старался не
пропустить ни одной жилки, ни одного зубчика... Как, чуть повзрослев,
строил натюрморты: кружка, яйцо, фарфоровый слоник... Грезилась ему тогда
жизнь живописца, вольная и ясная, точно игра детей за уэллсовской "дверью
в стене", и в то же время вдохновенно-аскетическая, подчиненная одному
лишь пафосу творения. Дивные полотна складывались на пороге сна, поражая
гармонией и смыслом. Вот цель его земных дней... Не будет суетной погони
за удовольствиями, мелочных расчетов; темные порывы инстинктов не одолеют
его... В четырнадцать лет он засыпал счастливым, с холстом и красками у
постели, чувствуя себя посвященным в рыцари и готовым на подвиг.
...А не оборвать ли все одним ударом? Заявление на стол, и в
аэропорт. Вещмешок, этюдник... Много ли ему надо?
Струсил. Сцепив зубы, втиснулся в очередной троллейбус и поехал в
центр.
Наступило тягчайшее из испытаний.
Кофейня, расположенная в холодном и прокуренном подземном переходе на
центральной площади, встретила дежурным набором лиц. Мальчики за тридцать
и мальчики за сорок, вершившие свой крестный путь на стыке нескольких
искусств, не прикасаясь ни к одному из них, заказывали "двойные" без
очереди. Буфетчица была своя. Следовало только вовремя возвращать ей
чашки, вынесенные из круглой стеклянной кофейни в подземный переход, туда,
где можно курить. Здесь витийствовали поэты, которых не публиковали, и
трясли немытыми кудрями художники, коих не выставляли. Жажда
самоутверждения, густая, как табачный дым, накапливалась в переходе, метко
прозванном "трубой". Все вылетало здесь в трубу - время, молодость, крохи
способностей, ясный ум. Здесь проводили дни и годы, старели, повинуясь
расслабляющему влиянию бесчисленных "двойных" и бесконечной болтовни.
Здесь было единственное место на земном шаре, где местные мыслители могли
собрать аудиторию. Возникали микрокумиры, калифы на час. Женщины с
помятыми лицами и голодными глазами по-кошачьи бродили в толпе, жадно
вдыхая дым и сплетни. Здесь знали все про всех, ворошили чужое белье
страстно и самозабвенно, поскольку занять мозги было нечем. Порою в
"трубе" складывались брачные союзы; чаще происходили скандалы с мордобоем,
дававшие новую пищу языкам женщин-кошек.
Войдя в толчею "трубы", наш герой пожал несколько рук и привычно
отмахнулся от предложений послушать стихи, купить фотокопию буддийского
гороскопа, выяснить отношения по поводу общей знакомой и т. п. Но если от
"трубных" знакомых можно было легко отделаться, то Крымов, прочно
занимавший место на подоконнике внутри кофейни, был настоящей проблемой.
Никита, напоминавший чудовищного бутуза-переростка из "Пищи богов",
покоился среди болтливой мелюзги, как танкер на рейде, окруженный снующими
катерами. Привычным ветерком овевали его пустословные споры с немедленным
переходом на личность, неуклюжие пикировки; улыбка, раз и навсегда
растянувшая огромные губы, не покидала клоунского лица. Он бывал подчас
ужасен в своей улыбчивой беззаботности. Левой рукой Крымов пригибал плечи