"Андрей Дмитрук. Служба евгеники (Авт.сб. "Ночь молодого месяца")" - читать интересную книгу автора

гордость. Так смеялся и смотрел отец, когда Танюша восьми лет от роду по
собственной воле выучила и отбарабанила, стоя на стуле, чуть ли не
половину "Шильонского узника". И тогда, и теперь особенно стало обидно.
- Видите ли, мы считаем, что знаем лучше вас самих, _что_ вам нужно для
счастья. А наш интерес вот в в чем. Индивид, выросший морально и физически
здоровым в трудных условиях несовершенной культуры... с ее замусоренной
природой, нервозным ритмом жизни, низким еще процентом творческого
труда... такой индивид дает более ценные и стойкие наследственные
качества, чем селекционированный, искусственно избавленный от всех
недостатков. Например, отборные земляне, попав в оптимальный режим, дадут
через десяток поколений расу, не менее талантливую и совершенную, чем
старые мыслящие виды, развивавшиеся миллионы лет без евгенического отбора.
Я думаю, что в Галактике найдется достойное место новому
суперчеловечеству...
Таня поняла разве что треть сказанного, но чутьем уловила главное и,
решив обижаться по всем правилам, тихо, угрожающе спросила:
- Значит, на племя выкармливаете? Рабочую скотинку для своей Галактики,
да еще скороспелую?
- Зачем же огрублять? В _чисто_ практических целях мы создаем популяции
биороботов с любыми заданными свойствами...
- Да, заданными! А мы, может, еще и сюрпризом каким-нибудь порадуем?
- Ах, какая вы недоверчивая, - сказал инспектор, но в лице его и в
голосе словно что-то погасло. - В конце концов вы-то будете счастливы в
новом мире, вечно молоды, возможно - бессмертны!
Не только гость угасал: знакомым пасмурным сиянием подернулись за его
спиной легкие фиолетовые, подобные тонконогим бокалам и вставшим на дыбы
кузнечикам, немыслимой высоты здания между дельтой и ярким бронзовым
морем. Здания, окутанные роями мерцающих машин-бабочек.
Закадычная подруга Юля говорила, что когда Межуева срывается с цепи,
остальным лучше сразу прятаться под стол. Нынче охватила Татьяну такая
отчаянная, бессильная, детская злость - ну разодрала бы в клочья рожу эту
склеротическую, плохо выбритую, с закисшими уголками глаз!
- Отборные земляне, значит? Породистые? А мать моя, все силы на меня
вымотавшая, на отца, десять лет к постели прикованного, - она уже не
отборная, да? Вы же туда не возьмете рухлядь старую, пускай себе одна
остается, без меня, с ума сходит, подыхает, все равно бесперспективная...
А Валерочка тоже - ну вы же все знаете, вы и про него знаете, - и у него
две сестры младших, он их не бросит, даже если вы его захотите взять, а вы
не захотите, потому что он некрасивый и наследственность плохая!
- Привязанности отбывающих и остающихся можно стереть, - быстро сообщил
инспектор, темнея лицом. Чужой пестрый мир исчез, белесое ничто обняло со
всех сторон. Гость не сделал ни одного движения, но Таня, боровшаяся с
первыми слезами, могла бы поклясться, что он невообразимым способом
посмотрел на некие свои часы. Возможно, внутренние.
- Я понимаю, стереть - это вам раз плюнуть. Чтобы мы были беспечные, ни
о чем не помнили. А то разнервничаемся, и опять же гены испортятся, или
что там у нас...
Вытекли-таки слезы, размыли краску, и жгло нестерпимо левый глаз. Она
хотела еще много и гневно сказать. Что вся Земля будет себе страдать,
проходить жестокую биографию самостоятельно, без благодетелей, и это