"Андрей Дмитрук. Лесной царь (Цикл "Летящая" #3)" - читать интересную книгу автора

меньше, чем у Десантника, приходившего по следам разведки; в сотни раз
меньше, чем у Строителя, с целым флотом являвшегося в мир, изученный
разведкой и освоенный десантом. Улдис почти не надеялся, что его отношения
с Виолой продлятся дольше полета. Разведчики жили мгновением; к тому же он
прекрасно чувствовал, что восторг первых дней угас у Виолы, наделенной как
способностью увлекаться, так и изрядным скепсисом, - угас и сменился
разочарованием, равнодушием. Неужели она тоже искала ведущего?
Человек эпохи абсолютистских кораблей никогда не чувствовал
необходимости что-либо скрывать, поэтому Улдис знал во всех подробностях
историю не столь давнего странно однобокого, "духовного", но тем не менее
очень яркого романа Виолы. Романа с искалеченным, начиненным протезами
ксеноэволюционистом Куницыным на планете Химера, где оба они - Виола и
Куницын - налаживали контакт с негуманоидным разумом. В описаниях
сердечной подруги, да и в космических хрониках Куницын выглядел просто
святым: сплошной научный подвиг, постоянная игра со смертью, редкое
самоотвержение. Вот это был экземпляр мужчины, подходящий Виоле. Ведомый
по причине физической ущербности и безусловный лидер по силе духа. А он,
Улдис? Он ощущал себя лишь калифом на час, ловким говоруном,
подвернувшимся в момент женской слабости... или, что еще менее лестно,
опустошенности.
Куницын умер, успев изменить всю жизнь Виолы, - именно после его смерти
она бросила десантную базу на Химере и страстно занялась разведкой новых
миров. Куницын умер, но образ его царил. Это было обидно - чувствовать,
что никогда не сравняешься с покойником, что к тебе только снисходят.
Улдису очень хотелось вызвать в спутнице более горячие чувства...
И Улдис, окончательно помрачнев после категорических слов Виолы, молча
выплеснул остатки чая в утилизатор, бросил обе чашки в моечный шкаф и
занялся полетными расчетами. Но не успел он еще положить пальцы на
биопанель ввода, как его шею вдруг обвили гибкие руки и шелковисто-сухие
губы Виолы прижались к его щеке...


...Испуганно дернулись губчатые осклизлые стволы, росшие словно из
сплошного ковра пористой резины. Жирные ползучие канаты вобрали свои
белесые, слепо шарившие по воздуху отростки. Гравиход мягко лег на днище в
центре острова. Лес окружал большую, голую, болотистую прогалину,
красновато-бурую глиняную топь, на которую по краям наползали шевелящиеся
фестоны резинового ковра. Не показывались перепуганные твари, и даже
бесстрашные летуны деликатно парили в отдалении. Машина выбросила паучьи
ноги эффекторов, вооруженных бурами. Предстояло взять на разной глубине
образцы грунта.
Во время погружения буров никакие скачки тяжести не были допустимы,
поэтому приходилось защищаться иначе. Улдис открыл нижний сегмент купола и
сел на борт с пистолетом в руке. Но никто не спешил нападать. Томясь
молчанием и не зная, как подступиться к Виоле, Улдис вздумал быть
сентиментальным:
- Да, гнусное местечко, но, честное слово, мне почему-то не хочется
улетать. Хотя и делать нам тут больше нечего. Мне кажется, что на Земле...
Виола, отчужденно следившая за приборами, так и не узнала, что же
должно произойти на Земле. Шкала отметила вход бура-3 на глубину 1034