"Анатолий Днепров, и другие. Старинный фрегат под новыми парусами (повесть-буриме, 12 авторов)" - читать интересную книгу автора

спектра нейтринного потока, Йен рассеянно взглянул в окно. На площадке для
гольфа двое студентов лениво катали шары.
Все было как обычно. Но земля уже сорвалась со своей орбиты и летела
неведомо куда. Люди занимались привычными делами. Они не знали, что уже
рухнули сами основы их безмятежного существования. Стрелки еще ползли по
циферблатам часов, но стальных пружин больше не существовало. Рухнул закон
причинности, И пока только он, Йен Абрахамс, знал об этом.
Это произошло вчера вечером, когда он уже лег спать.
Красная блуза с белой полосой мелькала на темном фоне лакированной
листвы. Студент нагибался над лункой, что-то говорил, иногда смеялся. Окно
не пропускало звуков, С болезненной четкостью Йен видел, как вспыхивают и
гаснут белые здоровые зубы человека, который не подозревает, что случилось
непоправимое. Студент в красном занес клюшку, но, прежде чем состоялся
удар, Йен уже знал, в какую лунку упадет шар. Он резко задернул шторы. Взял
в руки листок с неровными рядами математических выкладок.
Все правильно. Он составил задачу. Определил граничные условия. На
этом цепь выводов обрывалась. Результат пришел сразу. Йен скакнул через
теорию групп, метод S-матрицы и метод Редже. Кто-то вложил ему в голову
готовое решение.
Но кто?
Чтобы хоть на секунду отвлечься, Йен взял с полки первый попавшийся
детектив. Рассеянно проглядел несколько страниц. Мысленно подивился
кажущейся бессмысленности убийства. Постепенно увлекся и решил читать
дальше. Но на девятнадцатой странице он уже знал имя убийцы. Заглянул в
конец книги. Так и есть! Убийцей оказался некий Фолк, представший на первых
страницах под благообразной личиной методического пастора. Йен плюнул.
Индетерминированный мир не стоил даже плевка. Магистр физики Йен Абрахамс
знал это лучше, чем кто бы то ни было.
Оно настигло Виллиама Йориша в резервате Иетвуд. Он едва успел
вернуться до наступления темноты в свой "бидонвилль". Он очень торопился.
Полисмен в прошлый раз сказал, что если он еще раз опоздает, то пусть
пеняет на себя. Но автобусы обычно так переполнены.
Виллиам прошел по скрипящему шлаку к лачуге, сколоченной из ящиков и
обрывков ржавой жести. Поздоровался с соседями и присел на пороге покурить,
На горизонте остывала дымная багровая полоса.
Было грустно сидеть и курить просто так, но губную гармонику он
потерял.
На доменных печах горели газовые свечи. Но огонь был едва заметен. Он
тонул в тяжелом малиновом зареве, на фоне которого закопченные трубы и
кауперы казались вырезанными из черной бумаги.
Виллиам отвернулся и уставился на стену соседней лачуги. Особняк был
сработан из старого автофургона, ящиков от яиц и жестянок из-под бензина.
Фасад его украшала огромная афиша, на которой смеялась красавица в алом
вечернем платье. Кто-то отодрал от афиши клок, и декольте у красавицы
получилось очень рискованным.
За этой стенкой жил приятель Виллиама Халье - такой же одинокий
горемыка. В этом вымороченном поселке жили одни горемыки-басуто, косо,
зулусы, бечуаны, свази. Лица их были черны от природы, дома - от копоти.
Виллиам собрался было пойти в лавочку индийца Шутры, чтобы купить
немного сахара и арахисового масла, как оно вдруг настигло его. Нельзя