"Ведро алмазов" - читать интересную книгу автора (Щеглов Дмитрий)

Глава 2. Сделка с Брехунцом

Но хорошее и плохое, все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и наше великое сидение. За воротами вдруг кто-то настойчиво позвонил. Мирно дремавший мастиф, приоткрыл один глаз, и повел головою в сторону ворот. Вот он встал на четыре лапы.

Мы услышали, как хлопнула в доме входная дверь, и хозяин дома, Хват-Барыга видимо вышел на крыльцо. Послышался его голос:

– Кто там, ты Брехунец?

– Я!

Затем мы услышали тяжелые шаги спускающегося по ступеням Хвата.

– Брех, подожди, не входи, у меня кобель дурной, шуток не понимает, покусает еще чего доброго.

У меня от страха поползли мурашки по спине. С дрожью в голосе я спросил Данилу:

– А если он его посадит на цепь рядом с нами?

Данила как всегда был спокоен.

– Не боись, знаю я их, «новых русских», он от себя никуда пса не отпустит. Мало ли что в голове у гостя, у того же Брехуна, например. Вдруг он Хвата ограбить вздумает, а пес-охранник в это время на цепи. Гляди, он сейчас Брехуна пригласит в дом, а заодно и бобика.

Может быть в собачьей психологии Данила и разбирается, я не спорю, но угадать мысли и намерения «нового русского» ему слабо. В дом они не пошли. Нам было видно, как Хват открыл калитку и пропустил вперед Брехунца. Рядом с хозяином верным оруженосцем спокойно стоял мастиф.

– Проходи, не бойся, пока я не прикажу, он не набросится, – пригласил Хват гостя.

– А я и не боюсь, – храбрился Брехунец со страху чуть не смявший хозяина.

Хват довел гостя до нашей будки и остановился.

– Может быть в дом зайдем? – косясь на пса боязливо спросил ранний гость.

Нам из темноты хорошо были видны их лица. Хват отрицательно покачал головой.

– Запомни Брех первый урок, береженого – бог бережет. Я боюсь, как бы у меня в особняке прослушки не было. Постоим поговорим здесь, от греха подальше.

– Как скажешь, – согласился Брехунец и зачем-то двинул ногой по конуре. Как только он ее качнул, успокоившиеся было блохи, снова стали по мне прыгать. А Брехунец раскачивал и раскачивал будку. Нервишки кажется у него не в порядке.

– Брех, – донесся до нас голос Хвата, – оставь в покое будку, давай еще раз пробежимся по нашему плану.

– Давай, – согласился собеседник. Я насторожился и моментально забыл про блох заинтригованный непонятным разговором. Если Хват осторожничает и не заходит в дом, значит сейчас сообщит что-то ценное Брехунцу. Что за план? Что они придумали? Видимо не раз уже обговаривали. Не позовет же просто так Хват-Барыга первого завиральщика нашего городка, Брехунца, чтобы обсудить с ним результаты вчерашнего футбольного матча.

А собеседника Хвата мы хорошо знали. Где бы он ни находился, всегда был окружен толпой почитателей внимающей его фантастическим рассказам. Да так ловко он сводил концы с концами в своих неисчислимых байках, что слушатели боящиеся прервать его, и упустить хоть слово из очередного его невероятного приключения, только обалдело крутили головами, когда он очередной раз выходил победителем. И только отойдя подальше, смачно сплевывали.

– Брехун.

– Трепло!

Ругать, ругали за глаза, но и любили. Поэтому к нему приклеилось ласковое прозвище – Брехунец. Последнее время его не часто можно было встретить в городке, он купил себе фуру Камаз и разъезжал по городам и весям России. Прошлый раз, когда мы его видели на озере, он рассказывал про заграницу. Боже мой, что он только не плел, проверить то нельзя было, вплоть до того, что вез на своей фуре телок на конкурс «красавица мира», а на обратной дороге останавливал Камаз в Москве, на Лубянке, напротив приемной ФСБ и, поднимая кузов, вываливал огромную кучу иностранных секретов.

– Но у тебя же не самосвал! – слышалась недоверчивая реплика.

Ни минуты не задумываясь, он находил ответ:

– А я Камаз ставил на попа.

– Это как же?

– Секрет. Подписку давал.

– А какая у тебя степень секретности.

– Седьмой дан. Черный пояс.

– А звание?

Брехунец ни секунды не размышляя, ошарашивал собеседников.

– Дипломатический генерал.

– Трепло. Кончай врать.

С разных сторон неслись недовольные голоса:

– Не перебивайте, пусть дальше рассказывает.

В прошлом году он где-то пропадал две недели, а потом вдруг заявился в городишке, в форме старшего лейтенанта бронетанковых войск. Соседи, особенно представительницы того единственного пола, которому все на этом свете необходимо знать, просто изошли лютым желанием узнать правду. До правды было еще далеко, а вот чем Брехунец замазывал любопытные рты.

– Я на дочке министра обороны женюсь, втюрилась она в меня.

– Как дело-то было? Ой, расскажи!

Бабы согласны были слушать любую его историю, лишь бы у нее был счастливый конец. А других концов у Брехунца и не было.

– Как…как?… Ехала на Мерседесе, увидала меня и чуть в столб не врезалась. Сами понимаете, – напирал он на сообразительность слушателей, – не может же у министра обороны зять быть простым солдатом, годным к нестроевой. Вот будущий тесть, старшего лейтенанта сразу мне и присвоил, хотел полковника, но я отказался.

– Но ты же в армии ни одного дня не служил, какой ты лейтенант?

– Меня готовили по отдельной спец программе, кормили в спец буфете, и еще в бронепоезде я разъезжал по стране.

– Зачем разъезжал?

– С инспекцией! Округ для командования себе выбирал!

Через два месяца, когда на горизонте появилась будущая жена командующего округом с подозрительно выпирающим животом, и дешевым чемоданом в руках, весь его треп показался невинным лепетом по сравнению с тем, что было на самом деле. Настоящий его тесть усох в звании с министра обороны и маршала до прапорщика и начальника вещевого склада.

– А почему она не на Мерседесе? – кто-то задал глупый вопрос.

– Коробка автоматическая на дороге полетела, – отмахнулся Брехунец. Так что этого сказочника мы отлично знали.

А пока мы с Данилой замерли, приняв стойку, как легавые на охоте, только, что хвосты у нас не подрагивали. Хват стал излагать свой план отечественному суперагенту:

– С утра, часов в девять, там раньше делать нечего, ты заезжаешь на мебельный комбинат, на склад, тебя пропустят. Грузишь спальный гарнитур «Королева Марго», забираешь у Коня документы, они уже выписаны, и никуда не заезжая, дуешь прямиком до первой границы в Бресте. Я тебе на всякий случай схему-маршрут нарисовал, сейчас пройдем в дом, отдам.

Послышался вкрадчивый голос Брехунца.

– Схему не надо, я и так дорогу знаю! А из личных вещей, ты, что ничего брать не собираешься? Так и уйдет Камаз с одним гарнитуром? Все бросишь здесь? Кому?

– Не твое дело. Смотрю я, ты что-то много лишних вопросов задаешь.

Нам было видно, как Брехунец прищурил хитрые глаза, а Хват недовольно пожевал губами. Он пояснил:

– Если загрузишься личным барахлом, на таможне рыться начнут, а так один гарнитур. Куплю все, что надо в Германии, тряпок там каких хочешь, на любой вкус… Ты езжай по Минке, а я тебя у первой же таможни догоню.

Посчитав, что и так сказал слишком много, он строго спросил:

– Аванс еще не весь истратил?

– Нет!

– Вот и ладно, под расчет, основное, получишь в Германии, купишь себе классную тачку, подержанный БМВ или на худой случай новый Фольксваген, и на ней вернешься.

Теперь мы боялись пропустить из их разговора хоть слово. Я забыл даже, что по мне скачут блохи. За какие такие заслуги Брехунец должен получить столько денег, что ему хватит на покупку подержанного БМВ или нового Фольксвагена. Вон один водила-дальнобойщик из нашего подъезда, в Москве, постоянно ходит на фуре за границу, так говорит, что за поездку выходит максимум на пару джинсов. Неужели врет? Что-то тут нечисто.

– А Камаз? Как я на двух тачках домой поеду? – послышался вопрос Брехунца. Хват недовольно поморщил губы.

– На двух точно не поедешь. Выпустил я это из головы. Камаз там придется бросить, а лучше всего спалить.

Он видно сказал что-то лишнее и теперь пристально смотрел на собеседника, ожидая нового вопроса. Но Брехунец молчал.

Посчитав, что ничего страшного не произошло, и они обговорили все вопросы, Хват посмотрел на часы и, хлопнул по плечу водителя Камаза.

– Сейчас пол шестого. У тебя Брех есть еще три часа до открытия склада. Пойдем – чайку попьешь, если хочешь – сосни, дорога у тебя впереди – долгая.

Хват молча направился в дом. Однако Брехунец даже не стронулся с места.

– Ты чего? – остановился Хват. – Что-то не так?

Брехунец еще с минуту собирался с духом и, наконец, глухим голосом полным тоски и одновременно угрозы выдавил из себя:

– А что так? Что так? Ты меня за придурка держишь, думаешь, я ничего не понимаю?

Мы видели, как у Хвата удивленно вытянулось лицо. Он позвал убежавшего вперед мастифа. В присутствии собаки ему видно легче было разговаривать.

– Ну-ка, ну-ка рассказывай! Что у тебя за подозрения? Чем ты недоволен?

Ранний гость окончательно собрался с духом. Он перестал пинать нашу конуру, в его голосе появились твердые нотки.

– Да? Ты Хват думаешь, я не знаю, что на моем Камазе за границу уйдут наркотики. Если на таможне, что случится, я за все в ответе, а ты как всегда в стороне.

– Ты что, с ума сошел?

– Почему сошел! Когда наркотики будут на той стороне, в Германии, у тебя будет такой барыш, миллионы, что ты даже Камаз готов на свалку выбросить, лишь бы с ним не возиться, или скажешь, я не прав?

Хват гневно сузил глаза и взял на всякий случай за ошейник подбежавшего пса. Послышался его разочарованный голос:

– Да Брех, с тобой не соскучишься! Не зря мне говорили, чтобы я с тобой не связывался. Ты что, думаешь, я тебя подставляю?

– А то нет?

Я подумал, что Хват станет оправдываться, или вытурит за ворота Брехунца, а он молчал, сосредоточенно о чем-то думая. Минута прошла у него в размышлениях, затем он пытливо оглядел угрюмого собеседника, и спокойно заявил:

– Так и быть, если ты мне не веришь и боишься, переиграем, все сделаем по-другому. Ни в какую заграницу ты не поедешь. Задействуем запасный вариант, он мне самому больше нравится, и таможню не надо будет тебе проходить. Дальше России никуда не поедешь. А может быть так даже и лучше. Но…

Хват снова замолчал, внимательно оглядывая собеседника. А Брехунец сразу скукожился. Весь его запал ушел в никуда. Чувство страха минуту назад перекосившее его лицо мгновенно испарилось, уступив место необузданной жадности. Поникшим голосом он спросил:

– А как же новый Фольксваген? Ты мне заплатишь?

Выдержав паузу, Хват медленно ронял слова:

– Заплачу, если ты не будешь задавать лишних вопросов и сделаешь все так, как я скажу. Тебе не придется ни с милицией, ни с таможней общаться. Согласен?

– А что я должен делать?

– Не задавать вопросы!

– А я и не задаю!

– Так согласен?

– А…а…э…э. – Брехунец замычал, собираясь вылезти с новым вопросом, но перспектива потерять легкий заработок все-таки его остановила. Собравшись с духом, он выпалил:

– Согласен!

Хват насладившись унижением сверх любопытного и трусоватого собеседника усмехнулся, неожиданно подмигнул ему и сказал:

– А раз согласен, не задавать лишних вопросов, задание твое намного упростится. Тебе всего лишь придется довести Камаз до пятьсот двадцать пятого километра минского шоссе, опрокинуть его в кювет и спалить.

– И деньги мои? – не поверил Фитиль.

– Твои!

– И за Камаз и за БМВ?

– Да за них! Я тебе заплачу как за новый Камаз.

– И за БМВ?

– Да, за две машины сразу. Согласен?

Брехунец, ни минуты не раздумывая, ответил:

– Согласен! – и на радостях принял повышенные обязательства, – Да, я не только Камаз спалю, я пол России спалю, я чего хочешь сделаю, лишь бы таможню не проходить.

– Ну Россию палить не надо, тут и без тебя умельцев хватает, это я уезжаю в Германию, а тебе еще в ней жить, да жить.

– Ладно палить ее не буду.

– Тогда слушай, – уже серьезно сказал Хват. Жесткий его взгляд пригвоздил к месту дергающегося Брехунца. – Слушай и не перебивай. Сразу предупреждаю, если кому хоть слово скажешь, или сделаешь что-нибудь не так, как я тебе сейчас прикажу, не видать тебе больше ничего хорошего на этой земле. Сам напросился.

До Брехунца видно не доходила вся серьезность сделанного ему предложения. На радостях, он снова стал раскачивать нашу конуру.

– А мне что? Теперь мой Камаз – твой Камаз! Скажешь спалить! Спалю! Деньги только вперед. Еще и пару канистр бензина прихвачу, для верности.

– Брех! – Хват укоризненно покачал головой, – просил же не перебивать. Слушай и запоминай. Во-первых, опоздаешь сегодня под загрузку, подъедешь не к девяти, а к десяти часам. Позвонишь вот по этому телефону.

Хват вытащил из кармана блокнот, написал номер и, вырвав страницу, передал ее собеседнику. – Не потеряй. Будешь звонить до тех пор, пока кто-нибудь не подойдет к телефону. Если подойдет кто-нибудь другой, а не я, у тебя план будет следующий. Грузишься, получаешь на руки документы, и едешь до пятьсот двадцать пятого километра минского шоссе. Там крутой спуск и сбоку глубокий овраг. Выпрыгиваешь, спускаешь на скорости машину в овраг, пусть перевернется пару раз, поджигаешь ее и сваливаешь. Понял?

Брехунец весело, как на ненормального смотрел на серьезного Хвата.

– И это все? Только деньги вперед.

Тот жестко пресек улыбающегося собеседника:

– Не торопись, не все. Теперь самое главное. Когда ты позвонишь по этому телефону, и к нему подойду я, извинишься и скажешь, что немного задержался.

– Жалко, что ли, извинюсь, – снова перебил Хвата нетерпеливый Брехунец.

– Плевать мне на твои извинения, прости нарываешься на грубость, – оборвал его Хват, – но в этом случае план у тебя меняется.

– Что? – испуганно спросил Брехунец. – Опять через таможню?

– Нет, не через таможню, но тебе перед тем, как облить Камаз бензином, кое-что придется сделать! Сделаешь?

– Если не в петлю, все остальное сделаю, – снова бесшабашно заявил ранний гость.

– Ну, так вот. Если к телефону подойду я, перед тем как поджечь автомобиль, вытащишь из кузова шахматный столик и быстро спрячешь там где-нибудь рядом в лесу. А мы потом его через пару дней заберем. Только хорошо листвой его забросаешь. Понял?

– По…ня…ня…л, – снова замычал Брехунец. Его видно до такой степени разбирало любопытство, что он не утерпел и вылез с очередным вопросом, – И это все?

– Все! Дождешься на месте меня! Повторяю, опрокинешь в овраг Камаз и дождешься меня. Обязательно дождешься. Я к тебе подъеду где-то через полчаса. К этому времени у тебя Камаз должен дотла сгореть! Все понял или вопросы есть?

У меня, здесь в конуре, и то сразу зароились тучи мыслей. Что это за бесценный столик, из-за которого надо сначала свалить в овраг здоровенный Камаз, затем его поджечь, и только после этого из него начать вытаскивать какой-то дурацкий шахматный столик. Хотя нет, сначала вытащить столик, а потом свалить в овраг и поджечь Камаз. Неужели у Хвата и впрямь поехала крыша? Чушь собачья. Видно тот же вопрос мучил и Брехунца. Он неровно задышал.

– Ну спрашивай, спрашивай, – опередил его Хват. – Вижу, не терпится тебе узнать, что это за столик?

– Ага! – сглотнул слюну Брехунец. Из глаз его так и сыпались искры любопытства.

– Так вот знай, это раритет. Слышал такое слово?

– Раритет нет, а вот авторитет слышал.

– Этот шахматный столик уникальный, он из Янтарной комнаты. Про Янтарную комнату слышал?

– Так я ж ее через границу пере…

– Что ты там перевозил, я не знаю, а вот комната в конце войны, во время немецкой оккупации была вывезена немцами, и теперь находится в частной коллекции. Но в ней кое-чего не хватает. Ты знаешь, что я всю жизнь антиквариатом занимался? – спросил Брехунца Хват.

– Знаю.

– Вот по случаю, из Янтарной комнаты мне столик и достался, его немцы не вывезли. А там, за границей за него дают большие деньги. Без него Янтарная комната, не комната. Все. Лекция закончилась, пошли в дом.

– Э…э…э…, а я слышал что ее, Янтарную комнату еще не нашли, – мычал рядом идущий Брехунец, не зная, что еще спросить.

– Смотри, – последний раз предупредил собеседника Хват, – я сопровождать тебя буду вместе с Конем, чтобы сыграл аварию как по нотам.

– Как с Конем? – испуганно спросил Фитиль.

Это было последнее, что мы смогли услышать. Они пошли к дому. Брехунец мельтешил впереди Хвата, все время, косясь на мастифа.

Отодвинув в сторону шторку, мы внимательно наблюдали за ними. Вырвемся ли мы из плена, или останемся здесь надолго зависело от пса. То ли он во дворе останется, то ли вместе с гостем нырнет в дом.

Теперь я был согласен с Данилой, что он разбирается в собаках. Правильно мы сделали, что укрылись здесь. Мастиф чувствовал себя хозяином, он бежал впереди Хвата и Брехунца и метил территорию. Первым в доме скрылся он.

Как только за ними захлопнулась дверь, оттолкнув Данилу, я первым выскочил из конуры. Собачья жизнь не по мне, я цивилизованный человек. В две секунды оказавшись у забора, думая, что рядом со мною сейчас окажется мой приятель, я оглянулся, и обомлел. Если бы за спиной я увидел мастифа, мой испуг был бы меньше. Данила, как ни в чем не бывало, обрывал яблоки с чудо-яблони. Яблоня была какая-то низкорослая, маленькая, но плоды на ней были крупные, продолговатые, похожие на туесок из-под меда, с золотистым отливом. До тех пор пока последний плод не исчез в пакете, Данила не сдвинулся с места. Неспешной походкой он подошел к стене. Меня трясло, как в лихорадке.

– Ты, что с ума сошел, а если нас сейчас застукают? – зашипел я на него.

– Так он же уезжает, насовсем! – удивился Данила, – ничего отсюда брать не собирается.

– Но пока, это же его сад.

Первым, в этот раз, на стену влез я и только наверху почувствовал себя в безопасности. Никто теперь не мог меня достать, ни Хват, ни его гость – Брехунец, ни убийца львов – мастиф. Ухватившись одной рукой за копье ограды, сначала я поднял наверх пакет с яблоками, а потом протянул руку Даниле.

И тут я увидел выскользнувшего из дома и мчащегося в нашу сторону мастифа. Одним мощным рывком я выдернул Данилу на стену. И в тот момент, когда он оказался наверху, на крыльце дома показались Брехунец и Хват.

– Прыгай!

Меня упрашивать не надо было. Держа в одной руке пакет с яблоками, я спрыгнул в траву, оказавшуюся, к сожалению крапивой. Не оглядываясь, я вылетел на тропинку вьющуюся по берегу озера и со скоростью антилопы убегающей от леопарда промчался метров сто. Только тут, спрятавшись за толстый ствол ивы я посмотрел назад. Где же Данила? Сразу как-то я не придал этому значения. Мало ли что, может быть махнул вдоль забора в противоположную сторону. Ведь я ясно видел, как он собирался прыгать вслед за мною, но топота его ног рядом с собою не помню.

Может быть, что случилось? Скажет, еще бросил его, одного. Подождав еще пару минут, и не слыша за собой погони, я спрятал в траву пакет с яблоками и неспешной походкой пошел в обратную сторону. Эта самая лучшая тактика во время набегов на чужие сады, даже если тебя застукают, сделать вид, что это не ты убегал, ты ни причем, и вообще здесь только что появился. Я снова вышел к дому Хвата с глухой, тыльной стороны, надеясь, что когда выгляну из-за угла никого там не увижу.

Боже мой, открывшаяся моим глазам картина повергла меня в ужас. Данила зацепившись штаниной за острие копья свисал с забора головой вниз, а на стене стоял Брехунец.

– Отцепи, чего смотришь! – рычал на Брехунца мой дружок-висельник и дрыгал ногой. А тот старался схватить его за ногу.

– Тихо, не дергайся, а то на голову упадешь, вязы себе сломаешь.

Мне показалось, что Даниле ничего не угрожает, пакет то с яблоками я уже утащил. Ну залез на стену, ну и что? Это я так рассуждал за Брехунца, думал, отцепит его сейчас и все. У Данилы же был собственный взгляд на окружающий мир, перевернутый, снизу вверх. Вот наверх, в лапы гостя Хвата, он не хотел попасть и поэтому дергался, стараясь освободить брючину. Я вспомнил, как недавно он хвастался, что у него вечные штаны.

– Во, попробуй, какая ткань толстая, – предлагал он мне пощупать свои парадные брюки, – сносу не будет. И запас еще есть, целых десять сантиметров. Я еще в них, может быть, институт закончу.

Наконец Брехунец изловчился, ухватил его за ногу двумя руками и потянул к себе наверх. Не тут то было. Данила, как сазан на крючок, накрепко попался штаниной на копье ограды, просто так не снимешь.

– Пусти скотина!

– Потерпи!

Брехунец поднатужился и дернул. Выходные Данилины брюки затрещали по швам. Отцепил он его, наконец. Данила был уже почти наверху, на стене, когда Брехунец его участливо спросил:

– Ноги не обломаешь, когда прыгать будешь?

Мне показалось, что он хотел просто помочь Даниле спуститься, не было у него дурных намерений, мирный он мужик, не к нему в сад лазили. Данила, так мне потом и объяснил, что, мол, после этих слов, он подумал наоборот, что ему предлагают прыгать прямо в пасть ратану-мастифу.

То, что произошло дальше, лучше бы я не видел. Мой дружок, все еще вися вниз головой, вдруг изловчился и неожиданно, как заправский каратист свободной ногой в тяжеленном ботинке нанес в лицо Брехунцу страшный удар. Согласно законам физики Данила полетел в одну сторону, а Брехунец в другую. Через секунду на стене никого не было. Данила приземлился удачно, на обе ноги, а вот как приземлился Брехунец, история об этом умалчивает. Мне кажется, даже если он летел вниз головой, то должен был сгруппироваться, как десантник. И тема есть для новой байки – парашют не раскрылся.

А Данила, как заяц, порскнул в мою сторону. Чуть не под руки я подхватил своего приятеля, когда он выбежал на тропинку. Теперь, после благополучного спасения моего лучшего дружка никакая сила не заставила бы меня повернуть обратно. Когда мы пробегали мимо плакучей ивы, я подхватил спрятанный пакет.

– Молодильные яблоки наши! – победно вытянул я руку вперед. Данила посмотрел на меня как на ненормального и тихо сказал:

– Лучше бы я с рынка бабке их купил, дешевле бы стало.

Правая брючина болталась на нем, как юбка со слишком откровенным разрезом на молодящейся даме.

Отдышались мы только у нас перед домом. Все про все, ушло у нас на наше приключение час, не больше. Солнце только выглянуло. В дальнем конце улицы кто-то выгонял уже коз.

– Что будем делать? – спросил меня Данила.

Я подумал, что он хочет спрятать в воду концы нашего неудачного похода, и сказал:

– Пока дед не проснулся, ныряем обратно.

Как шкодливые коты мы снова залезли к себе в комнату, быстро разделись и скользнули под одеяла. Часы как раз пробили шесть часов. Мне хотелось поскорее забыться крепким сном и напрочь забыть это кошмарное приключение. Согревшись, я стал даже подремывать, но возня в противоположном углу заставила меня приоткрыть один глаз. Данила рассматривал свои парадные брюки. Затем он, принялся за осмотр рубахи. Господи, после сидения в конуре, на что же она была похожа.

Мне теперь было понятно сравнение – жук в навозе. «А ведь у меня майка такая же», – с ужасом подумал я, и как страус в песок, спрятал голову под подушку. Хоть на время забыть нежданно свалившиеся на мою голову неприятности. Как бы не так. Уснуть я не мог. Всякие мысли лезли в голову и ни одной умной. Шахматный столик стоял у меня перед глазами.

– Темная какая-то история с этим столиком, – сказал я Даниле. – Если он раритет, зачем куда-то гнать Камаз, опрокидывать его, сжигать, вытащи столик сразу и спрячь его где-нибудь, а не на пятьсот двадцать пятом километре минского шоссе. Как ты думаешь?

– А и думать тут нечего! – сразу поставил все точки над «i» головастик Данила. – Вместе с Хватом в его машине, наверно будет ехать настоящий хозяин столика, вот они с Брехуном специально подстроят аварию, и пусть тот, у кого выманил столик Хват, думает, что раритет сгорел, а сами через два дня его спокойно заберут. Помнишь, Хват еще в конце разговора упомянул Коня, мол, вдвоем они будут на хвосте у Брехунца. Вот этот Конь и есть, наверно, настоящий хозяин столика из Янтарной комнаты. Только, как он к нему попал?

Господи, какой же Данила умный. Сразу все расставил по своим местам. У меня моментально просветлели мозги, и я стал потихоньку засыпать. Я уже мысленно представлял себе, как все это будет происходить. На пятисотом километре заглохнет или сломается джип Хвата, Брехунец оторвется от них и умчится вперед, а через двадцать пять километров, на крутом спуске он откроет дверцу кабины, выпрыгнет на ходу и на скорости направит Камаз в глубокий овраг. Машина перевернется несколько раз и застынет неподвижно. Из разбитого бака польется на землю солярка.

Я так ярко представил себе всю эту картину умышленной аварии, что удивился тому, что машина не загорается. И только вглядевшись повнимательнее, заметил, что выливается солярка, а она плохо горит. И тут подлетает Брехунец, ныряет в развороченный кузов, вытаскивает шахматный столик, поливает все вокруг бензином, поджигает и скрывается в лесу. Спрятать столик, от силы нужно, ну пять минут. Затем выбегает из леса, ложится где-нибудь рядом с горящей машиной, изображая потерявшего сознание, и дожидается приезда Хвата и Коня. А синяки и ставить ему не надо, Данила и так постарался наверно на славу.

Все – к машине не подступишься. Шахматный столик сгорел. С Брехунца, а тем более с Хвата взятки гладки. Можно побегать около машины, натурально похлопать себя по ляжкам, показать горе, выразить сочувствие.

Ничего не остается, как всем троим, Хвату, Коню и Брехунцу, сесть в машину, в джип Хвата и вернуться назад. Кто об их плане знает? Никто – только они сами – Хват и Брехунец. Им и карты в руки. А Брехунец еще такое расскажет, такое…

Версия мне показалась логичной и стройной. Непонятно только было, почему аварию надо инсценировать на пятьсот двадцать пятом километре. И тут у меня сверкнула гениальная догадка.

А что если Хват оговорил это место с конкретным покупателем, или сообщником спрятавшимся где-нибудь рядом в лесу, и как только Брехунец спрячет столик и начнет изображать из себя раненого героя, столик тут же умыкнут. А там дальше, кто его знает, как дела сложатся. Может быть Конь в доле, и начнет из Брехунца выколачивать признание. Хват и тут в стороне, отвертится. Ничего не знаю. Поклеп, мол, на меня. И сколько бы потом Брехунец не рассказывал, что он в сговоре с Хватом, и поджег Камаз по его подсказке, доказать это он не сможет. Свои собственные машины, не смалят как кур, в оврагах.

– Данила, слышь Данила, – позвал я приятеля, – знаешь почему авария будет именно на пятьсот двадцать пятом километре?

– Почему? – голос у моего приятеля был невеселый.

– Там уже будет ждать сообщник Хвата, и как только Брехун спрячет в лесу раритет, а сам ляжет умирать, шахматный столик сообщник и умыкнет. А Хват ни при чем. Понял?

Данила мысленно был занят своими брюками, поэтому мои рассуждения, горящий Камаз и греющийся рядом Брехунец показались ему далекой материей. Не щадя моего самолюбия он так и завил:

– Со страху чего только не привидится. Ты чего бросил меня и убежал? Как я теперь домой пойду. Бабка спросит меня, куда я ходил? На именины, на гарнитур, или в свинарник, на пьянку, ты только на сорочку посмотри?

Без слез нельзя было глядеть ни на Данилины брюки, ни на сорочку, в уголочке только чинно стояли целые ботинки.

Я бы поделился своим гардеробом с приятелем, мне не жалко, но он давно вырос из моего размера. И чего он такой толстый? А еще жалуется на жизнь.

– Ладно, чего-нибудь придумаем, – постарался я его успокоить, – Ты главное лежи подольше, сделай вид, что спишь, дед проснется, выйдет во двор, я у него какие-нибудь штаны свистну, они тебе должны подойти. Хочешь галифе?

– Угу! С портянками!

Мой дружок даже в такой критической ситуации не терял чувства юмора. Правильно, не умирать же теперь из-за каких-то тряпок. Мне показалось, что лицо у него посветлело. Неужели он нашел какой-то выход или согласен на галифе? Но дед ведь в них ходит зимой на рыбалку, они у него на вате.

В это время скрипнула дверь и на пороге нашей комнаты появилась бабушка.

– Вы уже проснулись?

Не будешь же нарочно закрывать глаза.

– Ага!

– Давно! – подтвердил Данила и развернул свои брюки и сорочку. – Видите, что с ними случилось, не знаю, как теперь и домой идти!

– Господи, Данила! Да где? Да как? – запричитала бабушка осматривая его порванные брюки и замызганную рубашку. Она на всякий случай посмотрела и на мою майку. Но там могли остаться следы только от прыгающих блох. Как собирается выкручиваться Данила, я никак не мог понять, а он гнул свою линию.

– Вот ночью и случилось.

– Да что случилось? – перебила его бабушка, – я два раза вставала, дед меня расстроил, все потек на ножке шахматного столика искала, вы оба спали.

Данила состроил скорбную мину и начал рассказывать:

– У меня это давно обнаружилось, по наследству передается, генная память научно называется. Если ночь лунная или наоборот ничего не видно, а окошко открыто, я обязательно вылезу из дома и стараюсь на крышу взобраться. Я этот, как его, ну ты Макс помнишь, еще говорил?

– Что я говорил, что ты дебил?!

– Сам ты дебил!

– Я этот, как его…

– Ты лунатик! – бабушка остолбенела от своего открытия.

– Во, во! – подтвердил мой приятель. – Натуральный, без примеси. В деревне еще ничего, вот сегодня ночью к вам на крышу забрался и сорвался, а что со мною в городе будет, там сейчас такие небоскребы строят, упаду ведь, не только штаны порву и сорочку испачкаю, а насмерть разобьюсь. Хорошо удачно приземлился, опыт есть, а так представьте себе, с утра бы гроб из дома выносили, ногами вперед, а тут только одни штаны починить, да сорочку постирать и погладить.

Данила так самозабвенно, с такой правдоподобной миной на лице врал про свои невероятные способности, что не поверить ему было просто невозможно. Чтобы он еще наплел, никто не знает, но бабушка и так ему поверила. Она постаралась его успокоить:

– Да кто же знал, что тебе при открытом окне спать нельзя. А за брюки не беспокойся, они у тебя по шву лопнули, я их вмиг залатаю, и сорочку выстираю и выглажу, вы и обернуться не успеете.

– Куда? – в два голоса спросили мы.

– Ну, как же детки, вы разве забыли, вчера потек на шахматном столике дед обнаружил, снесете его обратно на склад и там обменяете, я вам документы на него дам. Выполните?

Она еще спрашивала. Да мы этот ее столик готовы были оттащить, куда хочешь, не то, что на склад, хоть на луну, лишь бы она привела в порядок одежду Данилы.

– Позавтракаем и пойдем, – смилостивился мой приятель. – Там, может быть, у деда старое галифе найдется?

Бабушка отчаянно замахала на него руками.

– У него есть брюки, не раз не надеванные, я их тебе сейчас принесу. Не волнуйся Данила, тебе вредно волноваться. Если хочешь, я и сорочку новую достану, куда старому ее одевать?

– Сорочку не надо, и брюк достаточно.

Мы оба уже раскатали губы, думая, что наша ночная вылазка сойдет нам с рук, когда с улицы раздался звонок. Бабушка пошла открывать калитку, а к нам в комнату вошел дед, неся в руках защитного цвета широченные галифе.

– Кто тут без штанов остался?

У нас у обоих вытянулись лица.

– Бабушка новые брюки обещала, – храбро заявил я деду. Но он, не обращая на мою реплику никакого внимания, нагнулся и поднял с пола мои кроссовки и ботинки Данилы. И те, и другие были мокрые от утренней росы. Хорошо хоть грязи на них не было.

– По крышам значит гуляли! По висячим садам Семирамиды!

– Угу! – гукнули мы два голоса.

Дед выглянул в окно.

– А вон, по-моему, и хозяин висячего сада идет, пойду его встречать.

Я забрался обратно под одеяло, а Данила моментально прильнул к окну.

– Хват в гости идет, – испуганно объявил он и забегал по комнате. Так как спрятаться было негде, он тоже юркнул под одеяло, но предварительно перепрятал пакет с яблоками из-под кровати в гардероб. – Жаловаться наверно.

Я был совершенно спокоен. Хват-Барыга меня не должен был видеть на стене, я, по-моему, спрыгнул с нее намного раньше, чем они с Брехунцом выскочили на крыльцо. Данила влип, Данила пусть и выкручивается, у него это здорово получается. Хотя, с другой стороны, чего выкручиваться? Большое дело, пару яблок сорвали, что мы у него последний мешок картошки выкопали, что ли? Пока бабушка и дед встречали незваного гостя, Данила чуть-чуть приоткрыл дверь в гостиную, чтобы лучше слышать разговор.

В отличие от трехэтажного кирпичного особняка Хвата-Барыги, дом у деда и бабушки был деревянный, рубленый. Бабушка наша, пока не вышла на пенсию работала учительницей, поэтому в доме больше всего было книг, причем, по любым отраслям знаний. Я так и не удосужился спросить ее, что же она преподавала? Наверно – все. Бабушка была у нас, как ходячая энциклопедия, задай любой вопрос, хоть про татаро-монгольское нашествие, хоть про Атлантиду, и получишь исчерпывающий ответ.

Был у нее, правда, маленький пунктик. Она хотела, чтобы ее дом, сад и огород смотрелся не хуже, чем у «новых русских». Только «новые русские» огороды не сажали, у них свой пунктик был, они косили под английских аристократов, придавая своим ухоженным участкам искусственную запущенность. А ту сорняк-траву, что беспощадно выпалывалась на наших огородах, они, за деньги покупали в специализированных магазинах и выстилали зелеными коврами-дорожками целые футбольные поля вокруг своих фешенебельных особняков.

У бабушки же наоборот, ни в саду, ни в огороде, нельзя было увидеть ни одной травинки, все выполото, все чисто, грядочки ровные, картошка окучена. Но самой главной бабушкиной гордостью были ее цветы. Чего только не росло у нее в палисаднике, и королевская сирень, и кремовая роза, и необыкновенная орхидея, и еще бог знает что.

– Может Хват-Барыга за луковицами гладиолусов пришел? – стараясь не выказать тревогу на лице, спросил меня Данила.

– Ага! – усмехнулся я, – для посадки. Ты когда Брехуна головой вниз с забора спихнул, в земле наверно воронка образовалась. Чтобы пейзаж не портить, он решил в этом месте гладиолусы посадить.

Моя язвительная усмешка не понравилась Даниле, но он предпочел благоразумно промолчать, потому что в дом входил гость, Хват-Барыга.

Дед его терпеть не мог, и если бы не подозрение, что он пришел по нашу душу, нашел бы благовидный предлог и ушел во двор или вообще не пустил дальше порога. А так ему пришлось остаться и присутствовать при разговоре.

– Прошу, прошу, Алеша, проходи, как же давно я тебя не видела, – пропуская вперед Хвата, приветствовала, его бабушка. – Отгородился вон, от всех каким забором, и не зайдешь, не проведаешь свою учительницу. Чем угощать тебя, такого дорогого гостя, ты ведь отличником у меня был, что будешь, чай, кофе?

В щелку в двери нам было хорошо видно, как Хват-Барыга, нерешительно переминался с ноги на ногу. Надо думать, не затем к нам зашел по паспорту Алеша, а в миру Хват-Барыга, чтобы распивать чаи и кофе. Так и есть.

– Нина Николаевна, вы меня простите, но я к вам по делу…

Но бабушка не дала ему договорить.

– В кои года зашел, и слышать ничего не хочу. Пока чайку с медом не попьешь, пока не расскажешь, как живешь, даже и не думай начинать разговор о делах.

Пришлось Хвату подчиниться и, придерживаясь неписаного местного этикета чинно сесть за стол. Дед не считая нужным поддерживать разговор, сел напротив, как прокурор. Эта у него манера такая, если ему не нравится человек, он и пару слов ему не скажет. Говори, зачем пришел и выметайся, скатертью дорога. У деда не залежится. Я думал, что и сегодня так будет, ан нет. Спутали мы своим ночным приключением деду все карты.

А бабушка стала доставать из стенки чайный сервиз. Хват незаметно для хозяйки бросил взгляд на часы. Видно напряженка со временем. Чего же тогда он приперся?

– Нина Николаевна, да не беспокойтесь вы, я на минутку.

Между тем, на столе появилась глубокая вазочка с вареньем, кубок-медовница с медом, печенье и хрустальные розетки. Хорошо, что бабушка шагала в ногу со временем, корейский электрический чайник моментально вскипел. Но все равно, по тому, как бабушка встретила Хвата, было понятно, что это надолго. И чего она так рассыпается перед ним, ну зашел «новый русский» в гости, зашел и пожмотничал скряга, даже коробку конфет не купил.

А в гостиной шел неторопливый разговор. Бабушка еще пару раз упрекнула его в том, что он поселился рядом, а в гости так ни разу и не зашел, подложила ему еще варенья и, отбросив восточную дипломатию, спросила в лоб:

– Ты, вот Алеша из всех моих учеников, по сегодняшним меркам добился наибольшего успеха, что скажешь?

Мне показалось, что Хват даже растерялся от ее вопроса. Ну что тут скажешь, ну добился, ну молодец. Видимо, та же мысль промелькнула у Хвата, потому что он неожиданно начал жаловаться на судьбу:

– Нина Николаевна, вы наверно думаете, что моя жизнь мед и сахар?

– Боже упаси.

Хват вытер со лба выступившие то ли от чая, то ли от вопроса капельки пота и продолжил:

– Не поверите, Нина Николаевна, я в десять раз был счастливее лет двадцать назад, в студенческие голодные годы. А сейчас есть деньги, есть дом, есть в Москве шикарная квартира, три фирмы, одна киностудия, акции, а то, что называется счастьем, того нет. Нина Николаевна, как сейчас помню, сразу после окончания института, на первые заработанные деньги купил себе в ГУМе, в Москве, финский плащ. Я в хвосте очереди стоял, так мне на два размера плащ больше достался, из того, что осталось. Как же я в нем представительно выглядел, мне казалось, что я член Политбюро. Вот тогда я был счастлив. А сейчас, что сейчас? Чего только нет, а червь какой-то постоянно гложет. Я вот к вам по какому вопросу…

Как только он хотел назвать причину раннего визита, мы с Данилой, как легавые на охоте моментально напрягались и встали в стойку. Не о нас ли пойдет речь? Но бабушка снова, сделала вид, что не слышит его просьбу и, повторила вопрос:

– Кому Алеша, как не тебе, судить об успехе, все-таки, что ты скажешь?

Припертый к стенке Хват-Барыга завертелся как уж на сковородке.

– А то и скажу я, Нина Николаевна, что мне уже почти сорок лет, добился я почти всего, о чем мечтал в молодости и даже больше, а удовлетворения нет.

– Жениться тебе надо, Алеша, пойдут пеленки, распашонки, детсад, школа, все и забудешь. А мне так и не скажешь, что думаешь?

Вот упертая у нас бабушка, если прицепится, то намертво. Хват-Барыга не мог понять, о чем его спрашивают, а до меня, наконец, дошло, чего хочет от него наша бабка.

Она же вчера, весь вечер сияла, как начищенный медный подсвечник, и никак не могла нахвалиться новой мебелью. Купленный гарнитур имел помпезное название – «Королева Марго». Диван, кресла, обеденный стол, стенка и еще шахматный столик на подставке стояли в гостиной. Бабушка весь вечер расписывала достоинства то дивана, то кресел с деревянными подлокотниками, как хороши они, мол, мы с Данилой сроду их не изотрем. Сдались нам ее кресла, мы в них так ни разу и не сели за весь вечер. Вот, видно с тем же вопросом она и подступила к Хвату. Нашла, у кого спрашивать. Наконец бестолковый Хват-Барыга, кажется, догадался чего от него хотят.

А Даниле со страху показалось, что кто-то нас сдал, что Хват пришел жаловаться, поэтому он решил перехватить инициативу. Он похлопал меня по спине, предлагая отодвинуться от двери. Повернувшись к нему, я потерял дар речи. В галифе, в майке и огромных ботинках он смотрелся, как сбежавший пациент сумасшедшего дома. Скрипнула открываемая дверь и, Хват повернул голову. Данила выйдя на середину комнаты щелкнул ботинками и представился:

– Честь имею, Даниил! – и тут одновременно протягивая Хвату руку для рукопожатия и никому не давая вставить слово, затараторил, – Доброе утро! Нина Николаевна, у вас гости? Какие люди, и без охраны. Пойду выгляну, все ли спокойно на улице!

Я увидел, как Хват не смог удержаться от улыбки, даже дед шевельнул усом и одобрительно крякнул, и только бабушка несколько сконфузилась. Хват спохватился:

– Это ты…? – хотел он добавить, «чуть не убил Брехунца», но вопрос безмолвно повис в воздухе. А Данила утвердительно кивнул головой.

– Да, я, – и добавил, – Даниил.

Получилось двусмысленно и дерзко. Хват нагнулся и пощупал у Данилы материю на галифе.

– Хорошие брюки. Последняя мода?

– Угадал! – не растерялся Данила, – махну на твои, не глядя.

Дед снова одобрительно крякнул, а бабушка с укоризной посмотрела на деда и заодно выставила молодого нахала за дверь.

– Иди умойся Данила!

Не успела за Данилой закрыться дверь, как бабушка принялась по новой экзаменовать своего бывшего ученика, задавая ему один и тот же вопрос:

– Алеша, ты как малый ребенок, я все утро жду, что он скажет что-нибудь хорошее про мою новую стенку, а он все внимание на какие-то брюки, а на стенку ноль. Ты посмотри, какой к ней шахматный столик.

После бабушкиного вопроса, я понял, что Данила, а заодно и я с ним были спасены. Хват сейчас начнет расхваливать бабушкину покупку и ее отменный вкус и постесняется пожаловаться. Правильно, совесть надо иметь. Чай пил? Пил. С медом? С медом. Печенье ел? Ел! А потом жаловаться? Дудки! Как в воду я глядел.

– Нина Николаевна, бога ради простите, не велите казнить, а велите миловать, – Начал велеречиво Хват, – я с утра немного расстроенный. У вас жилая комната просто бесподобная, даже я, уезжая в Германию, еду с «Королевой Марго».

– А хто тебя там ждет? Ты что, немец? – вдруг строго спросил молчавший до этого дед. Он на дух не переносил бывших учеников бабушки. Приближался неприятный момент, сейчас начнут Хвата из дома выносить. И тут, слава богу, в дом вошел другой гость, более уважаемый, вернулся мой приятель Данила. Он показал на свои руки, смотрите, мол, чистые, и сел за стол напротив Хвата. Бабушка решила затушевать неловкость, возникшую после вопроса деда, и наконец-то спросила Хвата:

– А зачем ты к нам заходил Алешенька?

– Вот уезжаю насовсем, решил пока на вас дом оставить.

– Им? Насовсем? – снова прикинулся дурачком Данила. А бабушка, принимающая все за чистую монету, замахала на него руками.

– Ты с ума сошел Алешенька. Зачем он нам такой большой. Да притом ты же знаешь, я подарки не беру. Нет, нет, об этом даже разговора не может быть. Даже если ты богатый, продай его, деньги лишние не бывают, тем более в Германии.

А дед одобрительно глянув на Данилу и добавил:

– Хто тебе старая, тут дом оставляет, ну-ка покажи пальцем, а то я в упор его не вижу.

Хват неожиданно как хамелеон поменял окраску и пошел красными пятнами. Он видно не ожидал, что Данила вывернет наизнанку его просьбу. Вопрос ведь так не стоял. Хват-Барыга и не думал никому делать подарки. Вон за пару яблок, чуть не удавился. Я оказался прав.

– Нина Николаевна, меня молодой человек превратно понял, – сказал Хват, скосив злые глаза в сторону Данилы, – Я всего лишь хотел оставить у вас ключи, не бесплатно конечно. Уезжаю насовсем. Может через месяц, может через два к вам придет человек, покажет купчую на дом, тогда ключи отдайте ему, пожалуйста.

– Ой, Алешенька, да как же это…, – запричитала бабушка, – как же ты решился? А я к тебе с глупыми вопросами. Может быть, еще передумаешь? И что тебя здесь на Родине не устраивало?

Хват-Барыга из уважения к своей первой учительнице, стрельнув глазами в Данилу, воскликнул в ответ:

– Все здесь сейчас для меня хорошо, и дом и фирма, и телестудия, и деньги, все есть. Только…

– Что Алешенька, только…, – переспросила его бабушка. – гнездо семейное не можешь создать?

– Да, нет. Только, как был я Хват-Барыга, так им и остался. В глаза и за глаза все меня Хватом, или Барыгой называют. Вот я уйду сейчас, вы что скажете: «Хват приходил» – правильно? А я ведь уже в годах, мне скоро сорок лет, а я все Хват, да Хват. А там в Германии, был я у них, все бюргеры солидные, раскланиваются друг с другом, шляпы снимают, слово плохого не скажут друг другу. Нет, поеду я туда, немку себе найду, женюсь, и сам остепенюсь, сколько заработал, хватит. Я своего пика достиг.

И вот тут Хват по-моему сплоховал, как боксер во время боя он приоткрылся для удара. Данила с сочувствием посмотрел на него. Готовься дружок, преподадут тебе сейчас урок. Обычно у нас окучиваемым объектом нравственной проповеди выступал я, да еще мой дружок Данила, а тут свежее лицо бабушке попалось.

– Нет Алешенька, ты ошибаешься, – она оседлала любимого конька, – пика благополучия может быть ты, и достиг, но есть еще и другие пики, которые человек, если он хочет быть человеком с большой буквы, должен покорить. Вот скажи мне, пожалуйста, когда ты был последний раз, в музее, в церкви, выезжал на дикую природу, работал в библиотеке, помогал детскому дому?

Хват устало махнул рукой.

– На дикую природу, я сюда приезжаю, церковь, даже монастырь у меня под боком, с батюшкой я несколько раз выпивал, был в Лувре, вот в театр давно не ходил, но постоянно бываю в казино, на варьете, так что веду вполне культурную, светскую жизнь.

Бабушке не удалось перевести разговор в другую плоскость, и даже я, увидел и понял, за что презирает Хвата-Барыгу дед, и неосознанно ненавидит Данила, да он просто хрюкающая у корыта, обожравшаяся за последние десять лет нравственная недоросль. И бабушка для Хвата давно уже не авторитет. У бабушки после его слов, сразу куда-то подевался весь ее запал. Она предложила гостю еще чаю, а когда тот отказался, вежливо обменялась с ним еще парой слов и проводила до крыльца. Дед встал лишь из-за стола. До калитки дошел только Данила.

– Не ты у меня в саду яблоки порвал? – миролюбиво спросил Хват.

– Нет, не я. А на что они тебе нужны, ты же все равно в Германию уезжаешь.

– Мне то они не нужны, а вот Брехуну ты лучше на глаза не попадайся, – мстительно засмеялся Хват. – Он вязы себе повредил, и глаз у него затек. Обещал рассчитаться.

– И ты за этим заходил? – недоверчиво спросил Данила, – Чтобы меня предупредить?

– За этим, не за этим, теперь не имеет значения.

Знать бы точно, зачем он приходил, ведь этот жук ничего просто так не делает.