"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

небу, било в глаза то ученикам, то учителю. В школе на меня всяческие
отличия так и сыпались, причем сами собой, почти безо всяких усилий с моей
стороны. Я хорошо сошелся с другими ребятами, и они выбрали меня президентом
класса - правда, ни я, ни они не имели сколько-нибудь определенного
представления о том, что президент класса должен делать. Но мне нравилось
быть президентом. Ответственный за лестницу имел больше власти, но я не
завидовал.
У нас устраивались соревнования между мальчиками и девочками класса по
правописанию. На таких соревнованиях я неизменно оказывался лучшим из
мальчишек и, когда все остальные уже выбывали из игры, оставался последним
против трех или четырех рассаженных в противоположном конце класса девчонок.
Грамотностью девчонки отличались прямо-таки дьявольской. Я мог обойти их
почти всех, но чемпионом я был лишь среди мальчишек - когда дело доходило до
единоборства с Дианой Блумберг, самой грамотной из девчонок класса, она
неизбежно выигрывала. На математике она тоже высоты не теряла, ростом была
длинней меня, а еще у нее были кругленькие беличьи щечки и всегда
презрительно поджатые губы. Жуткая, невыносимая воображала.
Впереди, над доской, в классе висел выполненный акварелью портрет
президента Рузвельта. На подоконниках стояли наглядные пособия для уроков
естествознания - лучшего из предметов: прорастающие в горшках луковицы,
террариум с лягушками. В стеклянном ящике содержались черепахи, они сидели
на камнях, греясь на солнышке, а по весне у нас на денек-другой появлялся
пасхальный кролик22, принесенный кем-либо из родительниц. На стене
красовался плакат, изображающий Авраама Линкольна с напечатанным над его
фигурой текстом Геттисбергской речи23. В боковой стене был встроенный шкаф с
раздвижными дверцами, там в дождливые дни сохли наши прорезиненные плащи и
галоши, и в воздухе, казалось, клубился легкой дымкой пар. Я рад был любому
предлогу удрать из класса. Построив по двое, нас водили по лестнице вниз, в
большой зал, где каждую неделю мы смотрели очередной фильм; никогда это не
бывало столь же интересно, как в настоящем кино, - скукотища и старье,
какой-нибудь "Том Сойер" или "Госпожа Уигз на капустной грядке". Всякий раз,
когда докручивалась очередная бобина, зажигали свет, и мы принимались шуметь
и швырять друг в друга комками жеваной бумаги - за дисциплиной в те времена
следили не так строго. Самыми лучшими сбоями школьной рутины были пожарные
учения, потому что можно было выйти на улицу, где всей школой мы строились в
шеренги и непредсказуемо долго стояли на вольном воздухе меж окаймлявших
школьный двор многоквартирных домов, пока взбудораженное школьное начальство
предавалось таинству самопроверки. В такие дни время ленча всегда приходило
быстро.
Я заметил, что школьная жизнь внесла в мой характер некое раздвоение: в
классе я был послушным и прилежным мальчиком, на переменке же буйствующим,
безудержным дионисийцем. Тем самым обретала законченное воплощение
главенствующая в данный момент тенденция - к порядку или к свободе. Многие
мальчишки в нашем классе были крупнее меня и грубее нравом, их
необузданность служила нам всем примером. Тихий учительский любимчик во мне
отодвигался куда-то на задний план сознания, там съеживался, и выбегал
озорник, орал и пихался. Нашел в ком-нибудь слабину и давай за ним гоняться,
воображая себя гепардом, который, как известно, бегает на короткие
расстояния быстрее всех на свете. Слабым местом девчонок были их трусики.
Подглядишь, упомянешь о них, всего лишь намекнешь на их существование, и