"Извек" - читать интересную книгу автора (Аладырев Святослав)

Глава 12

…Стёжка ленивой змеёй струилась вдоль неторопливой реки. Порой она почти приближалась к заросшему осокой берегу, но тут же вновь отворачивала в сторону и петляла в зарослях ивняка. В последнее время путники не часто баловали её своим появлением и, местами, трава почти полностью поглотила неширокую жёлтую полоску. Впереди, на фоне вечернего неба, темнел пригорок с молодым сосняком

Подъехав ближе Сотник разглядел пару подходящих стволов. До реки было рукой подать и он решил обосноваться на ночь. Отвёл коня к воде, вернувшись к пригорку, свалил пару сушин. Приволок к реке и, обрубив сучья с вершиной, уложил брёвна в подобие лавки. Закончив, с дровами на ночь, оглянулся на Ворона. Тот уже давно напился и стоял у воды, задумчиво глядя на еле различимый в сумерках противоположный берег. На щелчки огнива и ухом не повёл, толи прислушивался к чему—то, толи думал о своём, коняжьем.

Пока пламя разгоралось, Извек развернул бересту с мясом. Глотая слюнки, насадил на прутья, заострённые комельки воткнул в землю, вокруг огня. Подкинув пару ветвей потолще, с удовольствием глянул, как яркие язычки жадно завертелись над сухой древесиной. Пока жар набирал силу, успел умыться, а когда над костром заскворчало, вытянул из сумы заветный кувшинчик.

— Коль жизнь пошла вкривь и вкось, — вздохнул он. — Так хоть зеленым вином порадоваться.

Мясо, разогревшись, пустило аппетитный дух. Под громкие завывания в брюхе, Сотник потянулся к крайнему прутику и почувствовал, как затылок обдало воздухом из ноздрей Ворона. Нехотя оглянувшись, Извек скорчил злобную гримасу и, понизив голос до страшного хрипа, грозно прорычал:

— Ты куда лезешь! Кони мясо не едят! А если и едят, то это уже не кони. А если кони, то…

Ворон отвернулся и, не обращая внимания на жуткость хозяйского голоса, уставился на реку. Сотник проследил за взглядом, но ничего не разглядел и снова нагнулся к прутику. Едва тонкий вертелок с лакомым куском вышел из мягкого дёрна, в затылок вновь дохнуло тёплым. Губы Сотника беззвучно зашептали цветастые откровения о прародителе всех коней, но Ворон вновь выпрямился и уставился в прибрежные кусты. От воды не доносилось ни звука, хотя было ясно, что черноухий дважды, да понапрасну беспокоить не будет.

Сотник замер, прислушался. Пальцы привычно отыскали родную рукоять но, пока оставили меч в ножнах. Извек не шевелился. Рядом, тихий как ночь, замер конь. Превратившись в слух, оба косились друг на друга, пока впереди еле слышно не хрустнула ветка. Уши Ворона дрогнули, дикое око едва не выпрыгнуло из глазницы, таращась на хозяина. Извек кивнул, едва пошевелив головой, успокаивающе коснулся конской щеки и неслышно подался в темень кустов.

Ноги привычно встречали землю с носка, чутко держа стопу, прежде чем поставить каблук. Кусты медленно проплывали мимо. Сквозь чёрное облако листвы, кое—где пробивались купающиеся в воде блёстки звёзд. Над тёмным окоёмом показался огромный тусклый блин луны. Впереди шелестнуло и лунную дорожку заслонила неясная тень. Сотник напрягая зрение, двинулся в обход зарослей. Трава под ногами сменилась прибрежным песком, кустарник резко оборвался и, на открывшейся полоске берега, обозначился серебристый девичий силуэт. Одинокая фигурка стояла у кромки воды, спиной к дружиннику. То, что Извек принял за лёгкую накидку, оказалось распущенными до колен волосами. Сотник замер с раскрытым ртом.

Девчонка же задумчиво глядела под ноги, не двигалась. Затем, будто решившись, подняла глаза к звёздам, смахнула с лица прядку волос и медленно шагнула в воду. Извек перевёл дух, закрыл рот: чё ж диковинного — девка купаться пошла. Однако, почему ночью и одна?

Фигурка тем временем зашла по пояс, по плечи и… скрылась с головой.

— Одурела!? — пробормотал Извек и бросился к реке.

На бегу, сорвал перевязь с мечом. Под ноги не смотрел, боясь потерять из виду центр расходящихся под луной кругов. Вспенивая сапогами речную гладь, разбежался по мелководью и копьём врезался в воду. Преодолевая сопротивление отяжелевшей одежды, мощными гребками двинул тело вперёд. Суматошно обшаривая руками черную толщу воды, чувствовал как неохотно она пропускает сквозь себя растопыренные пальцы. Только когда в горле начались спазмы, натолкнулся на маленькую ступню, ухватился за лодыжку покрепче и устремился на верх. Уже у поверхности почувствовал, как девчонка задёргалась. Едва успел схватить ртом воздух, как удивительно сильный рывок снова утянул под воду. Озлившись подтянул ногу к себе, перехватил у колена, отыскивая на ощупь руку или тело. Тут же получил второй ногой в зубы и, от неожиданности, едва не захлебнулся. Наконец сграбастал утопленницу за плечи, прижав спиной к себе, вынырнул. Сердце грохотало о рёбра, грудь судорожно гоняла ночной воздух, свободная рука неуклюже загребала черноту воды, мучительно медленно приближая недалёкий берег.

Утопленница молча, но резво извивалась. Тщетно старалась вырваться из железной хватки Извека, однако, в то время как Сотник помаленьку выравнивал дыхание, девчонка быстро теряла силы. Скоро, одинаково запыхавшись, оба повалились на берег. Чуть отдышавшись, Извек сел, провёл ладонями по лицу. Отбросив назад мокрые волосы, обернулся к спасённой, освещённой холодным светом встающей луны.

— Сдурела, девка!? — выдохнул он. — Молодая, красивая… вся жизнь впереди… и топиться? Да в такой красивой реке!? Тем более ночью…

Из под мокрых волос послышались странные всхлипы. Сотник отвёл глаза.

— Поплачь, девка, поплачь. Оно, говорят, всегда легчает, когда поплачешь…

Всхлипы усилились и стали ещё странней. Заподозрив неладное, Извек развернулся к спасённой. После недолгого замешательства, откинул с её лица мокрую пелену волос и остолбенел…

Девчонка сотрясалась от неудержимого хохота. Она почти задыхалась, прижав ладошки к лицу. Извек убрал руку, отвернулся и устало кивнул.

— Так ты не топилась?

Девчонка затрясла головой, не в силах произнести ни слова.

— Просто решила поплавать?

Голова мотнулась утвердительно. Хохот понемногу отпускал её.

— Понятно! — зло прошипел Извек и поднялся с мокрого песка. Медленно побрёл к брошенному мечу, подобрал, оглянулся. Хотел что—то ещё сказать, но только махнул рукой.

Ноги сами понесли к затухающему костру, от которого уже несло горелым мясом. Из—за кустов торчала морда Ворона. Конь глядел на мокрого хозяина с плохо скрываемым удивлением. Сотник, грозовой тучей, прошёл мимо, на ходу расстёгивая пряжки доспеха. У костра стащил с себя железо, подбросил на угли охапку ветвей и, пока огонь оживал, вбил вокруг костра несколько сучьев. Когда вылил воду из сапог, доспех и рубаха парили вовсю. Ворон притих, даже листочки с куста общипывал украдкой, чтобы не раздражать хозяина. Извек угрюмо догрызал оставшееся мясо. Стоял спиной к костру, досушивал отжатые наспех штаны. Скоро почувствовал, что ещё немного и начнёт подрумяниваться, как масленичный колобок. Развернулся, лицом к костру. Постоял, шебурша мокрую бороду, вспомнил про кувшин. Отпив из горлышка, решил, что пора одеваться: к утру и на теле досохнет. Уже облачившись, почувствовал как внутри загрело.

Взошедшая луна посеребрила спину Ворона. Костёр лениво похрустывал прогорающими сучьями и начинал припекать обтянутые штанами колени. Тишину нарушали только редкие крики ночных птиц и Сотник начал задрёмывать. Клюнув пару раз носом, решил всё же прилечь. Приподнялся, подвигал седло и только тут заметил, что ворон опять замер, как пёс, почуявший дичь. Оглянулся в направлении взгляда, да так и застыл согнувшись. В пяти шагах, у кустов, пялила глаза давешняя утопленница. Стояла, ничуть не стесняясь наготы, лишь теребила пряди тяжёлых волос.

Извек, растерявшись как пацан, запоздало отвернулся. Дремлющий разум судорожно просыпался. Взгляд упал на свёрнутый плащ, руки, опережая мысли, тут же подхватили свёрток и сдёрнули тесьму. Искоса глянув на гостью, отвёл глаза и, не глядя, бросил плащ в её сторону. Шелестнула тяжёлая ткань, треснула задетая плащом ветка и девчонка приблизилась к костру. Виновато глянув на дружинника, поправила накидку, осторожно опустилась на бревно. Извек потоптался на месте, добавил в костёр пару сучьев, в конце концов, бухнулся поверх седла. Чувствуя забытую с отрочества робость, озадаченно произнёс:

— Ну, здравствуй, девка! Ежели накупалась, то давай знакомиться, что ли? Меня Извеком кличут, а тебя как звать.

— Все наши Лелькой зовут. — ответила девчонка удивительно чистым голоском.

— Леля значит, — кивнул Сотник. — Хорошее имя, доброе.

Не находя места рукам, потянулся за кувшином. Собрался было отхлебнуть из горлышка, но помедлил и, полез в перемётную суму, припомнив, что где—то завалялась деревянная чеплажка. На удивление плошек оказалось три штуки. Видимо в очередной раз бережливый Мокша прибрал посуду, с пьяных глаз перепутав коней. А может просто прогуляли допоздна, а в ночи все кони чёрные. Кинув третью обратно, Сотник наполнил плошки.

— Не откажи в любезности, милая, раздели со мной чарочку. После купания не повредит, — он усмехнулся и протянул одну девчонке. — Хотя, ты бы поменьше по ночам купалась, а то утопишь какого—нибудь непонятливого, вроде меня.

Лелька улыбнулась, согласно кивнула и выпростала из—под плаща узкую ладошку. Отпила, заглянула в чеплажку, понюхала, будто впервые попробовала, но заметив удивлённый взгляд дружинника, как ни в чём не бывало, глотнула ещё. В глазах проскользнула хитринка, но ответила смущённо, будто извиняясь.

— Как же мне не купаться, дядечка Извек? Нам — русалкам без воды никак нельзя.

— Вам русалкам? — переспросил Сотник. — А—а, ну да, тогда конечно.

Он вновь приложился к вину, но тут до него дошёл смысл сказанного и питьё встало поперёк горла. Сглотнув комок с третьей попытки, Извек переглянулся с Вороном. Губа коня отвисла, глаза сверкали белками то на хозяина, то на незнакомку. Сотник тем временем справился с удивлением, но на всякий случай покосился на миниатюрные ступни, выглядывающие из—под плаща, потряс головой.

— Вот те раз… кому сказки, кому присказки, а мне опять несреча. И так одни беды от девок, а тут ещё и русалка… Теперь, до кучи, все водяные и болотные за мной гоняться будут.

— Гоняться? — не поняла Русалка. — Зачем!

— Зачем?! А чтобы жизнь мёдом не казалась. Ляпнула же одна дура, что я её сватаю и у жениха увожу. Теперь тот жених со товарищи, с ног сбиваются, меня зловредного разыскивая, дабы сшибить мою буйну голову. Вот и бегаю околесицами, чтобы не поубивать кое—кого из них, пока объясняться будем.

— И что, все девки такие? — кротко поинтересовалась Лелька.

— Конечно! — с деланной серьёзностью заверил Извек. — Все до одной… и даже больше! Вихляют задами, да кровь нашему брату портят. Эт потом некоторые умнеют, ежели муж построже попадётся. А так… все поголовно. Про русалок, конечно, не знаю, но думаю то же самое, токмо ещё хуже. Простую бабу хоть за косищу ухватить можно, да прижать за амбаром, а ваших и сетью не словишь. Одно лишь и знаете — головы мужикам морочить. Он осёкся, заметив, как русалка задохнулась от гнева.

— Так вот оно что! — вскинулась Лелька. — Все девки оказывается — дуры, а вы значит хороши! Ваше дело — за косу и к амбару! Ничего не скажешь, молодцы да и только!

Сотник понял, что попался на зубок и теперь выслушает щедрые девичьи упрёки за всё мужское племя. Решил не перечить, взял Лелькину плошку и потянулся за кувшином. Девчонка тем временем разошлась не на шутку…

— Все вы, мужики, такие: болтаете от зависти всякие гадости. Кому ничё не обломилось, давай слухи распускать, — она будто невзначай вытянула из—под плаща стройные гладкие ножки. — И что рыбьи хвосты у нас, и что сами мы скользкие, как лягушки, и что под воду к себе утаскиваем. Да кому вы такие нужны? Грубые, наглые, только и знаете что лапать и в кусты тащить.

Извек открыл рот от русалкиных откровений, кувшин застыл на полдороги. Ворон тоже замер, даже перестал хрустеть сочной травой. Уши повернул к Лельке, глаза таращил на хозяина, вид имел такой же глупый. Девчонка же, как ни в чём ни бывало, продолжала.

— Ты вон глянь на себя, — она лукаво хохотнула. — Не чёсан, немыт, воняешь, как мерин запотелый, руки как вёсла — страх. А мы всё время моемся, вон какие чистенькие, красивые и стройные. Так сам посуди, на кой вы нам сдались, такие медведистые?

Русалка поправила на плече плащ, на миг блеснула кругленькая как яблочко грудь.

— Нам бы чего—нибудь большого и чистого, чтоб как в сказке… — Лелька замолчала, мечтательно глядя в огонь.

Конь встрепенулся, захрупал зелёными стеблями. Сотник вспомнил про кувшин, торопливо долил в обе плошки.

— Вот и гоже, — согласился он. — Давай тогда выпьем за большое и чистое… за китов! Есть, говорят, такие твари в пучине морской, тоже всё время моются. Вот их—то вам и надо! Тот уж если прижмёт, так прижмёт…

Ворон выронил пучок травы и зашёлся в заливистом ржании, Извек с серьёзным видом продолжал.

— Камбала, знаешь, почему такая плоская?

Лелька растерянно помотала головой.

— Потому что её кит покрыл!

Сотник еле удерживался от хохота, но предрассветную тишину повторно нарушил гогот ощерившегося жеребца.

Русалка смутилась, щёчки порозовели, на мужика с конём глядела насупившись.

— Да ты не серчай, девка, не серчай, — пробасил Извек примирительно. — Это жизнь, чё тут обижаться. А, к примеру, ведаешь, почему у рака глаза навыкат?

— Почему? — обрадовалась она перемене темы.

— А потому, — еле выдавил Извек. — Что он это видел!

Тут уже прыснули оба. Сотник весело захохотал, обнажив крепкие, как у коня, зубы. Рядом колокольчиком заливалась Лелька. А напротив, снова уронив недожеванный пучок, потешно всхрапывал Ворон. Насмеявшись, Сотник утёр слёзы, посуровел, поднялся с камня.

— Так что ты уж поосторожней с ними, с китами, мужик всё же лучше. Мужик, иногда, ласковый попадается, с таким век счастлива будешь. Ну а нам пора, вон уж и Ярило из за леса выкарабкивается. Русалка тоже встала, под плащом мелькнуло гибкое тело.

«До чё ж хороша девка! Рыбка да и только!» — с досадой подумал Извек, вздохнул и строго зыркнул на Ворона. Тот, чуя расставание, потянулся было мордой к Лелькиному плечу, но хозяин легонько шлёпнул по тёплым ноздрям.

— Ну—ну! И тебе туда же. Тут людям мало, ещё ты трёшься. Ты себе поищи, что попроще. Кобылку там какую. Ну… или ослиху… на худой конец.

Конь стукнул копытом, обиженно отпрянул. Сотник покосился на русалку.

— Ладно, шучу, не худой. Эт я так, к слову.

Лелька улыбнулась, погладила коня по тёплой морде, но встретив свирепый взгляд синих глаз, хихикнула и отскочила. Скорчив виноватую рожицу, скинула плащ и, забыв про наготу, подала дружиннику.

Извек метнул руку к Ворону, поспешно прикрывая коню глаз. Вторую, на ощупь, протянул к русалке, сцапал тяжёлую ткань, бросил поперёк седла. Голова поворачивалась сама, будто кто тянул за уши.

— Ну, красавица, не поминай лихом, — он оглянулся. У костра никого не было. Извек растерянно посмотрел на жеребца. Тот шумно выдохнул, ткнулся в плечо. Из за леса показалась красная макушка солнца.

— Поехали, травоед!

Сотник поправил перемётную суму, глаза сами собой обшаривали берег и редкие кусты. Нога попала в стремя со второго раза. Неуклюже вскарабкавшись в седло, тронул поводья, и конь, сбивая копытами обильную росу, медленно потопал от реки. Скоро заметно пригрело. Повеселевший Ворон пустился лёгкой рысцой. Изредка поглядывал на хозяина, который, забыв обо всём, рассеянно смотрел по сторонам, однако, перед глазами всё стоял образ речной шалуньи. Ярило восполз на верхушку небосклона, а русалка никак не выходила из головы. Он всё ещё слышал её звонкий смех, видел перед собой светлое личико обрамлённое странными зелёными волосами.

Несколько раз рука сжимала повод, в готовности направить коня вспять. Едва справляясь с желанием вернуться, понимал откуда берутся рассказы про русалочью ворожбу, от которой нет спасенья. И не утаскивают они никого. Незачем. Будь духом послабее, сам пойдёшь и утопишься, только бы ещё разок взглянуть. Ну, да это вроде для слабых. Сотникам раскисать зазорно.

Извек грустно улыбнулся, потряс головой, пытаясь отогнать недостижимый образ, шлёпнул коня по лоснящемуся крупу. Ворон, обрадованный переменой настроения, храпнул, пару раз шаловливо скакнул боком и сорвался в стремительный галоп. Сотник привстал в стременах, подставил лицо упругому ветру, надеясь, что он выдует из головы странную маету…

… Лелька бесшумно скользнула в кусты. Почему — то ей впервые стало грустно после того, как «отвела глаза» человеку. Раньше они с подружками веселились от души, когда удавалось провести рыбарей или случившегося близ реки загулявшего мужика. Завидев такого неподалёку, русалки начинали плескаться у берега, будто бы случайно показываясь из воды, во всей своей красе. Но как только завороженный ротозей приближался, таращась на молодые блестящие тела, русалки внезапно и бесследно исчезали. Ошарашенный наблюдатель хлопал глазами и, потоптавшись на месте, в полном недоумении отправлялся восвояси. Проказницы тем временем, сидя в прибрежных кустах, глядели на его глупую рожу и похихикивали в кулачки.

Теперь же Лельке было не весело. Чудесное умение оставило чувство вины. Как в тот раз, когда ради забавы стащила из—под носа у неповоротливого сома аппетитную улитку, а он, старый, только безнадёжно повёл усами.

Когда всадник скрылся за деревьями, Лелька понуро побрела в реку. Зайдя по пояс, опустилась ничком в ласковую прохладу. По воде поплыли туманы длинных волос. Тело постепенно остывало от долгого пребывания на суше. Однако в сердце становилось всё горячей. Снова и снова вспоминались открытое лицо незнакомца, внимательный взгляд серых глаз, смоляной изгиб бровей под светлыми волосами, перехваченными кожаным ремешком и бесшабашный смех, когда суровые черты мгновенно вспыхивали неудержимым весельем.

Да, думала Лелька, таким не ведома «середина на половину», у них всё в жизни яростно, самозабвенно и неистово. Гулять так гулять, воевать так воевать, любить…

Лелька замерла.

Что — то было не так. Сердце колотилось быстрее обычного, и прохлада воды ничуть не успокаивала поспешный стук. С каждым ударом в груди разрасталось зёрнышко странной тоски, сладостной и мучительной одновременно.

Пытаясь отогнать это наваждение, Лелька извернулась и послала тело в глубину, туда, где дно пронизывали тугие струи подземных ключей. Влетев в ледяной поток, несколько раз перевернулась вместе с ним и, вновь оказалась на поверхности. Тоска подступила с новой силой, заполняя каждую клеточку тела. С трудом собравшись с мыслями, не сразу определила направление к подводной веси. Медленно, будто во сне, поплыла, ощущая, как берег с неудержимой силой тянет назад.

Скоро почувствовала еле заметные встречные волны. Подобно тому, как по поверхности разбегаются круги от брошенного в воду камня, от каждой русалочьей веси исходили лёгкие подводные волны, уносящие прочь любой случайный предмет, будь то мусор, плавник или принесённые течением трупы. Лелька скользнула глубже и, распластавшись над самым дном, поплыла навстречу ласковым обережным волнам.