"Извек" - читать интересную книгу автора (Аладырев Святослав)

Глава 31

Сотник потерял счёт времени. Каждый день казался седьмицей, вся прожитая жизнь — кратким мгновением. По вечерам едва расседлав коня, тяжело опускался на землю, допоздна смотрел на звёзды, засыпал уже под утро, ненадолго. Во сне улыбался, снова разговаривал с Лелькой, видел счастливыми Рагдая и Ясну, но рассветы топили всё в волнах серой реальности. Попив из родника или ручья, трогался в путь. В полдень третьего или четвёртого дня обвёл равнину рассеянным взглядом, ехал вроде правильно, однако, впервые дорога в Киев не радовала. Конь, не привыкший к долгому молчанию, тщетно ворочал ушами, пока наконец не услышал хозяйский голос:

— Что—то наша жизнь корчит нам кислые гримасы. И каждый день всё горше и горше.

Ворон согласно дёрнул головой. Чувствовал, как хозяина гложет чёрная тоска. Опахала ушей разошлись в стороны и поникли как завядшие васильки. В последнее время, под тяжестью кручины, хозяин стал другим. Разговаривал всё реже, а когда говорил, голос звучал глухо, бесцветно. Чуялось, что причиной всему не разговор ночью на лесном капище и даже не встреча с Мокшей, после которой пришлось так долго мотаться под открытым небом. Главная ожога Извеку случилась после встречи со странной девчонкой, от которой пахло рекой и туманом. Ворон помнил как сам потянулся к речной незнакомке. Большинство киевских матрон пахли иначе, всё больше душными заморскими притираниями, от коих едва не сшибает с копыт и забивает ноздри сладкими пряными смрадами. Конь громко втянул пропитанный степью воздух, ощутил как рука Сотника похлопала по шее. Тихий голос ласково произнёс.

— Не вздыхай, ушастый. Жизнь долгая, авось и до лучших времён доживём…

Чёрные лопухи резанули по ветру, застыли, улавливая неслышимый звук. Извек вяло оглянулся, почти сразу заметил на вершине холма двух всадников. С такого расстояния, на фоне неба не различались ни одежда, ни лица. Однако, посадка в седле и сложение коней выдавали кочевников. Оба усердно махали руками пока рядом не появился ещё один, судя по осанке, главный. Все трое замерли, глядя в сторону одинокого путника.

— Подраться что ли, — вслух подумал Сотник. — Может полегчает.

Ворон продолжал плестись, поглядывая на степняков и, казалось, был не против. Извек уже собрался натянуть повод, когда вокруг троицы, подобно чёрной траве, начали вырастать фигуры воинов. Купол холма заполнился десятками всадников. Все, в ожидании приказа, смотрели на предводителя.

Взгляд Сотника скользнул по колчанам. Один был пуст, во втором топорщилось не больше половины стрел, степняков же перевалило за сотню и они продолжали прибывать.

— Нет, травоед, — протянул Извек. — Нынче забава отменяется. Не люблю засады и охоты. А тут, чую, ежели не первое, то второе уж точно учинят. Надо бы утекать отсюда, пока ветер без сучков… и без дрючков.

Вместо ответа Ворон взбил копытами пыль и стремглав понёсся над островками ковыля. Фигурки на холме недолго оставались на месте и, когда дружинник оглянулся, чёрная стая уже стекала по склону. Сотник досадовал, что дал волю кручине и пропитавшая душу тоска приглушила прочие чувства. Притупилось и ощущение опасности, которое делало зрение острым, а движения быстрыми. Отголосок страха лишь лениво перевернулся с боку на бок и вновь безразлично затих. Впервые угроза быть убитым, принималась с безразличием, и это безразличие испугало по настоящему. Во истину — воин в тоске опасен… для себя.

Нет, так не пойдёт, подумал Сотник, не для того Селидор так долго маялся с оболтусом Вешкой, чтобы тот, из—за душевной маеты, сгинул до срока. Да и друзья бы не поняли, сложи он голову бездумно, не попытавшись вывернуться из клещёй Несречи. Извек снова глянул за спину. Степняки уже скатились с холма и пылили по равнине плотным табуном. Надеясь на выносливость своих лошадок, скакали ровно, уверенные, что конь киевского ратника запалится первым. Ворон не торопился их разочаровывать, держал размеренный галоп, готовый в любой момент наддать или умерить пыл. Он, в отличии от хозяина, не прекращал кормиться и теперь ломил резво, с удовольствием, полный свежей нерастраченной силы.

Сердце дружинника наконец проснулось и погнало кровь мощней, быстро учащая удары. В голове прояснилось, мысли забегали с прежней прытью. Внезапно, яркой искрой, сверкнуло воспоминание о ведьмином угощении. Извек судорожно стал припоминать, осталось ли хоть одно из яблок. Прикинув, сколько сжевал сам и сколько отдал Ворону, решил, что одно—два должно остаться. Прогнувшись назад, потянулся к седельной суме. Не сразу справившись с застёжкой, скользнул рукой внутрь. Поминая Ящера, зашарил рукой в неразберихе барахла. Попадалось то огниво со скребницей, то плошка, то мешочек с запасными тетивами. Наконец, под лошадиным гребнем и мотком верёвки нащупал два сморщенных комочка.

— Яга! — воскликнул Сотник, дивясь, что плоды, за всё время пути, не размялись и не сгнили. Коли целы, то и свойств своих утратить не должны.

Осторожно вытянув усохшие яблоки, сунул в сапог и продвинул поглубже, чтобы не вывалились. Теперь, когда есть хоть какое—то подспорье в бою, осталось лишь найти удобное место… если, конечно, не удастся уйти от погони. К досаде, голая степь не особо старалась заботиться о беглеце и, лишь дразнила краешком леса, показавшимся по правую руку, на самой границе огляди. Постепенно забирая в ту сторону, Сотник ещё раз обернулся. Преследователи раскусили его замысел и строй раскололся надвое. Треть всадников отделилась и припустила напрямую к далёкому лесу. Остальная масса непоколебимо следовала за ним. Расчёт был прост: путь к лесу отрежет один отряд, второй же измотает и настигнет по прямой.

Извек оскалился, знал, что Ворон, даже по дуге, сможет обойти первых и изрядно измотать вторых, а там… как накатит. Присмотревшись к отделившимся, насчитал около сотни. Что за роковое число, мелькнуло в голове, не могли двумя десятками обойтись? Хотя, чё нам сотня! Мы и не такие дела заваливали! Он хмыкнул, ощущая за голенищем плотные кругляки яблочных сухарей.

Солнце уверенно воцарилось в зените и во всю силу прижаривало плечи и макушки. Ворон, лоснясь взмокшей шкурой, упрямо сёк подковами пушистые ковыли. По груди Извека то и дело пробегали щекотливые ручейки. Лицо же не успевало заблестеть бисером: упругий встречный ветер высушивал пот, покрывая кожу мельчайшим налётом соли. Только из под волос, иногда скатывались крупные мутные капли. Степнякам тоже было не сладко. Всё чаще, то один, то другой, снимали тяжёлые мохнатые шапки и скакали без них, остужая мокрые головы. Оскаленные пасти некоторых лошадей запенились. Клочья ещё не срывались со сверкающих удил, но чувствовалось, что ещё немного и, по ветру полетят первые пташки лошадиного измора.

Посланные на перехват преодолели почти половину расстояния, но видя, что беглец уходит по прямой, успокоились. Скакунов уже не гнали, однако, ослушаться приказа не осмеливались и, всё больше удаляясь от основного войска, продолжали править к лесу.

— Ну, что, травоед, покажем как надо ногами шевелить! — крикнул Сотник, пригибаясь к шее Ворона.

Конь с готовностью прибавил прыти, переходя на свой неповторимый ход, вызывающий зависть всей дружины. Сухие метёлки ковыля смазались в размытые полосы, ветер выпрямил трепещущую гриву, хвост едва дрожал сдавленный уплотнившимся воздухом. Извек почувствовал, как сила встречного потока привычно перекрыла горло, борясь с удушьем, задышал сквозь сжатые зубы. Оглянувшись зарычал от злорадства: степняцкий табун безнадёжно отставал. Под копыта лошадей полетели крупные желтоватые хлопья. Конь предводителя и с тремя десятками жеребцов ещё держались, но скорость, как и у прочих, оставляла желать лучшего.

Отделившийся отряд, уже сливался с темной полоской леса и Извек прикидывал расстояния между группами. Оглянувшись ещё раз, решил, что самое время, и направил Ворона по пологой дуге к лесу. Свистящий в ушах воздух не дал услышать летящий следом вой бессильной ярости. Степняки поняли, что недооценили кованного по—киевски коня, и теперь всадник быстро удалялся к спасительной линии леса. Радман видел, что уже не угнаться, но губы тронула злая улыбка. Там, впереди, уже ждут семь десятков всадников, которым приказано взять кровного врага живым. Ну, в крайнем случае, полуживым, чтобы тот мог видеть глаза хана, слышать перед смертью его слова.

Улыбка стала ещё шире, когда разглядел, как его войны растягиваются у леса полумесяцем и беглец движется в самую западню. Радман знал, что опытные батыры уже сжали в руках жёсткие арканы, видел, как далёкие точки собираются в плотный полукруг, в центре которого сейчас тот самый лучник, на чёрном, как душа Иблиса, коне.

Хан уже не спешил. Зверь сам шёл в ловушку, и стоило поберечь хороших коней. Он поднял руку, всадники перешли на шаг. То, что случилось после этого, заставило Радмана оторопеть и вновь бросить коня в сумасшедший галоп…

…Сотник пожирал глазами летящих на встречу степняков. Чувствовал как в душе, сметая остатки тоски, занимается ярость. Как, подобно лесному пожару, она стремительно растет и как его собственное тело срастается воедино с телом рвущегося в бой коня. Заметив в руках кочевников арканы, захохотал и вытянул на свет заскучавший без дела меч. Расстояние стремительно таяло. Ловцы в середине придержали коней, всадники по краям дёрнулись вперёд, чтобы замкнуть кольцо, и… в этот миг Извек впервые услышал боевой рёв Ворона.

Утробный звук надавил на уши, прошёл по телу, заставляя жилы звенеть, как перетянутые струны. Меч в руке стал невесомым. Всё вокруг потеряло яркость цветов, но стало отчётливей и резче. Сотник мог рассмотреть каждый волос на взметнувшихся арканах, каждую щербину на степняцких клинках. В следующий миг Ворон неуловимо ушёл от брошенных петель и протаранил двух всадников стоявших на пути. Лошади опрокинулись, давя неудачливых седоков, а чёрный жеребец уже метнулся к следующим. Извек заработал мечём. На крутящемся коне держался только благодаря силе ног. Пользуясь растерянностью, старался порубить как можно больше, пока кочевники не опомнились. В воздухе повисли рубиновые брызги, вопли ярости, досады и боли. Ржание коней, попавших под копыто или зубы чёрного жеребца, резало уши. Большая часть степняцких лошадок оробела перед оскаленным зверем и, на какой—то миг, вокруг дружинника образовалось пустое пространство. Можно было вырваться к близкому лесу, но Ворон пошёл по второму кругу. Извек улучил момент, выхватил у падающего степняка саблю и стал разить обеими руками. Мельком заметил, как самые хитрые вскидывали луки. Стреляли торопливо, целясь в одичавшего скакуна, но тот всё время был в гуще боя и большая часть стрел била степняцких лошадей и подвернувшихся седоков. Несколько поспешных выстрелов всё же достигли цели, Сотник видел древки, торчащие в смоляной шкуре коня. Засевшую в своём бедре, заметил лишь когда сшибся с кем—то бок о бок. В пылу брани обломил мешающийся черен и не почувствовал боли.

Он уже вошёл в то пьянящее состояние когда бой становится сутью настоящего, слышал рёв боевых рогов и дикий клич Синего Волка, чувствовал за с собой души предков, видел мечущуюся рядом тень Рагдая и парящий в небе знак Рода. Неистовствовал смертоносным коловоротом, изводя поредевший отряд. Бурлящий в жилах огонь выпарил боль от попаданий степняцких сабель. Замечая несущуюся в отдалении главную стаю, знал, что скоро почувствует на челе длань Перуна и прикосновение мягких губ Апии…

Внезапно протрезвел, будто окатили ледяной водой. Яркой вспышкой перед глазами встало испуганное личико Лельки, в огромных глазах стояли слёзы. Вырвавшийся из груд крик сорвал с губ клочья пены. Сдавил ногами конские бока, заставив Ворона попятиться. Тут же одна из стрел чиркнула выше наруча. Хрипящий жеребец рвался продолжить, но рывок узды развернул голову к лесу, а удар шпор сорвал с места. Степняки не преследовали. Поражённые дикостью одиночки, беспомощно озирались на приближающегося Хана, оглядывали взрытую копытами, почерневшую от крови землю, на которой корчились раненые и громоздились трупы.

Радман осадил коня на краю побоища. По бокам остановились телохранители, позади подтягивались две сотни отставших. Грудь хана вздымалась, горящие глаза жгли деревья, за которыми скрылся беглец. С трудом оторвав взгляд от леса, оглядел остатки отряда. Взмахом руки приказал подручным успокоить покалеченных, сам медленно двинулся к опушке. Уже стоя у промятых кустов, слышал за спиной конские хрипы и вскрики раненых.

Стона Радмана не слышал никто…