"Хаймито фон Додерер. Под черными звездами [H]" - читать интересную книгу автора

Фленсбурга, кандидаты наши, случалось, прибывали издалека), - что древние
германцы были свободными людьми. А сейчас ты говоришь о крепостных.
Значит, в промежутке должны были произойти какие-то события. Ты можешь
сказать, что же произошло? - (Мы, согласно инструкции, обращались к
кандидатам на "ты".)
- Так точно, господин капитан, - выкрикнул он и, щелкнув каблуками,
встал навытяжку. - Аббаты закрепостили крестьян, угрожая им адом.
- Где ты почерпнул эту чепуху? - спросил я.
То, что последовало за этим, напомнило мне о том времени, когда я
усердно занимался изучением рептилий. Худой белобрысый парень с
вытаращенными голубыми глазами застыл на месте, выпрямив грудь, как это
делают некоторые виды ящериц, когда их вспугнешь. Потом он буквально
заорал на меня, все еще продолжая стоять по стойке смирно:
- В ГЮ, господин капитан! - (Он имел в виду гитлерюгенд.)
- Ну, поздравляю, - сказал я. Больше я ничего не сказал.
И тут полковник начал вдруг громко смеяться, уж не знаю над кем, над
мальчишкой ли, надо мной или над нами обоими. Остальные экзаменаторы тоже,
понятно, рассмеялись, как обычно смеется в гимназии класс, когда
рассмеется господин учитель. Военная служба вообще ведь в каком-то смысле
детская взрослых. Один из офицеров кивком разрешил юному арийцу с пылающим
взором вернуться на место. Пока все еще продолжали смеяться, ко мне
наклонился мой сосед, капитан военно-воздушных сил (в прошлом австрийский
офицер, по каковой причине он был со мною на "ты"), и сказал тихо, но
внятно:
- Обращаю твое внимание на то, что ты ассистируешь здесь при погребении
целой культуры.
Смех полковника показался мне слишком уж откровенным. Он от души
хохотал, словно перед ним разыгрывали фарс. Простодушный человек, в
сущности. Мое замечание я мог бы в случае необходимости как-то оправдать и
даже привести вполне профессиональные доводы, доказывая свою правоту. Его
смеху оправданий не было. Он показал свое отношение ко всему происходящему
гораздо более явственно, чем я.
У меня от всего этого остался какой-то неприятный осадок. Не знаю, этот
ли случай послужил к тому поводом, но полковник с того самого дня не
собирал больше экзаменационной комиссии. Экзамены мы стали принимать
врозь: каждый офицер должен был основательно проэкзаменовать в своем
кабинете кандидатов, которых определит ему канцелярия. Я тогда не
подозревал, что это будет еще иметь для меня значение.


Общество, собиравшееся в большой квартире адвоката Р., было не просто
смешанным и пестрым, оно было совершенно разношерстным, что называется, с
бору по сосенке, и в этом смысле являло собой зеркало времени.
С высоты четвертого этажа, из окон, расположенных на фасаде дома (он
стоял на замкнутой узкой стороне Фаворитенплац), открывался далекий вид
через парк на виадук и полотно Южной железной дороги. Все это вечером было
погружено в темноту, лишь редкие огни вдоль железнодорожных путей
светились вдали. В большой гостиной стоял концертный рояль. Во всех
комнатах было расставлено множество кресел, кушеток, диванов.
Мы собирались по вечерам, когда только начинало темнеть. Надо сказать,