"Хаймито фон Додерер. Последнее приключение (В духе рыцарского романа)" - читать интересную книгу автора

дорогах и церквах, а особенно о крепости со множеством башен и ворот,
видневшейся в глубине долины.
- Это Монтефаль, - сказал Родриго.
И он велел прицепить к древку копья треугольный флажок - свой знак
вольного рыцаря, - надел на голову шлем, а на левую руку щит с зеленой и
золотой поперечными полосами, до сих пор лежавший внутренней стороной
кверху на одном из вьючных седел, и натянул на руки тяжелые перчатки.
Destrier тем временем был снаряжен как для турнира, и Родриго взмахнул в
седло. Каждый из стремянных достал из вьюка по серебряному охотничьему
рогу и, держа его у бедра, подбоченился на коне; так радостно и уверенно
они давно себя не чувствовали.
А Говен надел свой лучший, плотно облегающий кожаный камзольчик и
панталоны - цветов своего сеньора. И они припустили сначала рысью, а
потом, когда лес поредел, и галопом.
Когда они, прискакав на опушку, осадили копей на мягком лугу, когда их
взорам, как необъятный сине-зеленый вал, открылся новый простор, в котором
перемешалось четкое и размытое, явственно различимое и подернутое дымкой,
- тогда у них за спиной, троекратно сыгранная стремянными, победно грянула
фанфара вольных рыцарей де Фаньесов, не раз скликавшая более ражих предков
Родриго на веселую охоту.
А издалека - казалось даже, что прямо с летнего неба, привольно
раскинувшегося над ними, - через несколько мгновений донеслись с зубцов
крепостных стен, из глубины долины, щедрые и все нараставшие ответные
призывные звуки; то были трубы Монтефаля.


Как один день пролетели последующие недели. Лишь на мгновение
задерживались они на подернутом дымкой небосклоне - там, где проступали
контуры далекого и, похоже, довольно большого города, а дальше контуры
селений и одинокие силуэты крепостей, - и вот уж еще одна из этих недель
завершилась воскресной службой в замковой часовне Монтефаля, часовне с
темными стенами, которая скорее заслуживала названия храма или даже собора
и которая, однако, терялась в обширных герцогских владениях, как случайный
мрачный тон в этом изобилии золотых крыш и башен из белого и
светло-желтого камня. Кое-где сверкали и синие, как молния, купола. И
повсюду на этом широко раскинувшемся холме были сады - сады простые и
висячие, узкие и маленькие садики, взбегавшие вверх и сбегавшие вниз вдоль
высоких наружных стен; они соединялись лестницами и лесенками,
приводившими на уютные балкончики или заключенными в крытых переходах,
выложенных изнутри голубым лазуритом; и вдруг, на очередном повороте,
сквозь проем мавританской арки взгляд срывался и падал вниз, ошеломленный
разверзшейся перед ним бездной, в которой улица, вал и ров казались там,
внизу, совсем крохотными. Совершенно незаметно по этим извилистым дорожкам
в тени садов и аркад можно было подняться куда угодно, вплоть до самой
верхней башни замка, причем у вас даже не возникало ощущения подъема.
Словно пленной была жизнь в этом лабиринте, то и дело открывавшем взору
новые, еще неведомые кущи в садах и погруженные в полумрак или прошитые
солнечными нитями огромные комнаты, порога которых дотоле не переступала
нога человека.