"Хаймито фон Додерер. Слуньские водопады" - читать интересную книгу автора

перерастая в доподлинно беспорочное бытие, мы задаемся вопросом: неужто
оно когда-то было исполнено порока? Медленно и постепенно уходило их
время. Все равно, наблюдаем мы за жизнью обеих сейчас, поздней осенью, иди
зимой (когда, помимо всего прочего, в церковь ездят на санях), или год
спустя, а то и десять лет. Новое стало старым, и все же как новое оно
высилось на горизонте, вызывая их плодотворное удивление. В 1900 году они
уже были крепко и грубо сшитыми старыми женщинами.
По субботам Фини и Феверль, как правило, освобождались уже после
полудня.
Управляющий Гергейфи, низкорослый венгр, хорошо относившийся к обеим
подругам, подарил Феверль пару высоких сапог, так как она время от времени
работала в хлеву, а в сапогах можно было без опаски ступать по навозу.
Сапоги, которые пришлись ей как раз впору, Феверль восприняла словно
высокое отличие и с той поры носила их каждый день, как почетную эмблему.
В субботу под вечер, вскоре после того, как Феверль получила этот
неожиданный подарок, померила и почистила обновку (в чистке сапог обе они
уже приобрели немалый навык), она стала взад и вперед ходить по их
огромной комнате, покачиваясь от гордости.
- Хорошие сапоги, - сказала она, глядя на свои ноги.
- Как у настоящей венгерки, - заметила Фини, сидевшая на кровати. И
правда, на сапогах впереди несколько загнутого носка красовались маленькие
кожаные розетки, какие еще можно было видеть на гусарских сапогах старой
армии.
- Я их теперь буду каждый день носить.
- Только не в церковь.
- Неужто я явлюсь в церковь в сапогах...
- И я так думаю. В церковь-то не входят в сапогах...
- Да, в церковь нельзя...
- Очень красивые сапоги. Только в церковь ты их не надевай. Вообще-то
носи. А в церковь нельзя.
Гете в одном письме пишет Шиллеру: "Поэзия, собственно говоря, основана
на изображении эмпирически патологического состояния человека". У нас же,
поскольку здесь еще могла бы идти речь о поэзии, в отношении обеих этих
простодушных идиоток, патология, так же как и пафос, начисто отпадают. На
чем же прикажете нам основываться? Такие фигуры можно разве что выбросить
из повествования, поскольку степень их наивной глупости стала уже
непереносима и превратилась в издевку над любым искусством. (Да искусство
уже не нуждается в ней.) Итак: пошли вон! Каждой из вас причитается
хороший пинок по толстой попке; конечно, смягченный - пинок мягкой
домашней туфлей, войлочной туфлей. Но не сапогом. Ни в коем случае.


Теперь, когда мы уже счастливо отделались от этой двойной фигуры - ибо,
возможно, только при спасении девочки Феверль и Фини были отличны друг от
дружки (правда, у нас еще остаются бр.Клейтоны), - мы можем вернуться к
Мюнстереру, которому после выезда упомянутых дам или именно из-за этого
выезда жилось нисколько не лучше, впрочем, он ничего другого и не ждал.
Конечно, весьма парадоксально, что эти дамы, слева и справа его
фланкировавшие, мешали ему, если можно так выразиться, "стать Хвостиком".
Ведь сам-то Хвостик много лет с двух сторон был тесним этими особами.