"Аманда Дойл. Верь мне! [love]" - читать интересную книгу автора

задерживались, чтобы услышать ее ответ и не приглашали присоединиться к их
увлекательным мероприятиям. Наверное, она казалась сдержанной, тихой и
чуть бесцветной на фоне веселых, самодовольных, жизнелюбивых молодых
людей, которых повсюду встречала.
Они не могли знать, что причиной ее сдержанности был страх грозящей
бедности, что у нее действительно не было лишних денег, чтобы тратиться на
развлечения, и поэтому она подсознательно отталкивала возможные
приглашения, с которыми могли быть связаны лишние расходы. Для нее жизнь
была серьезным делом: надо было обеспечить себя в чужой стране, укрепить
свою пока столь хрупкую стабильность, сохранить независимость, когда так
хочется опереться на чье-то плечо, писать сестре в Англию жизнерадостные
письма, в которых говорилось, что все в порядке: ей ужасно нравится
здешняя жизнь, она нашла прекрасную работу, где ее неопытность не мешает
ей быть полезной, она сняла малюсенькую, но уютную квартирку, где
расставила свои немногочисленные вещи и устроила "дом", и обрела чудесного
друга - Дика.
Именно Дик провез ее по крутому пролету моста Харбор, с которого
открывался потрясающий вид на город, доки, верфи и причалы, на сверкающую
синюю воду с сапфировыми заливами, похожими на бессчетные изгибающиеся
пальцы на синей ладони моря.
Они плыли на пароме от Круглого причала до Мэнли и вместе смеялись,
облокотясь о поручни, и волосы их растрепал резкий морской ветер. Лица их
разгорелись от ударов соленых брызг, а ноги пристукивали в такт веселой
мелодии маленького оркестра, игравшего то на том, то на другом конце
парома. Они гуляли по эспланаде, хрустя чипсами, и смотрели на белую пену
прибоя Тихого океана. Лу никогда в жизни не видела таких изумительных
пляжей, сейчас пустых из-за осени, простиравшихся кремово-золотыми дугами,
окаймленными пальмами.
Именно Дик показал ей знаменитый зоопарк в парке Таронга и достал из
кармана орешки, чтобы она кормила обезьян, и великолепный олимпийский
плавательный бассейн, и снисходительно смеялся, когда ода в страхе визжала
на поворотах и горках аттракциона на близлежащей ярмарке. Постепенно она
расслабилась и стала чувствовать себя не старше своего возраста - двадцать
один год - и почти забыла о том, как больно было расставаться со своими
близкими там, в Англии.
Тогда голос ее грозил сорваться, но она заставила себя твердо сказать
Hope:
- Мне очень хорошо было с тобой и близнецами, когда Джеймс был в
Нигерии, но я хочу пожить самостоятельно, моя дорогая - я уверена, что ты
меня поймешь. Мне будет вас ужасно не хватать, но теперь, когда Джеймс
вернулся, тебе не будет одиноко, да и комната моя тебе нужна для Рики и
Питера, ведь они уже не младенцы. Они будут в восторге, потому что их папа
вернулся насовсем, и вы наконец-то станете счастливой полной семьей, как
тому и следует быть.
Нора протестовала, да и Джеймс тоже, но Лу заметила, что голос звучит
не слишком настойчиво: если он и жалел о ее отъезде, то только потому, что
они теряли бесплатную прислугу и няньку - а больше ни о чем. Она любила
свою сестру Нору, но Джеймс никогда не упускал случая скрытыми намеками, а
зачастую и прямыми упреками напомнить ей, что она лишняя в их тесном
семейном кругу. Когда родители так трагически погибли, Луиза доучивалась