"Юрий Дольд-Михайлик. У Черных рыцарей" - читать интересную книгу автора

Грустное занятие - логически обосновывать то, что привело тебя к такому
бессмысленному концу. А впрочем, именно способность подчинять чувства и
слепые инстинкты разуму и придает человеку силы достойно держаться до
последнего.
Вот постепенно исчезает страх, который охватил тебя. И хоть ноет сердце
о том, что ты хотел, но не успел совершить, но и эту боль можно преодолеть.
Надо преодолеть! Ведь судьба и так слишком долго была к тебе милостива.
В памяти всплыли слова полковника Титова:
"Ты, Гриша, видно, в сорочке родился. Никто не верил, что ты вернешься
домой живой и здоровый..."
Сказано это было просто, как говорят о таких вещах солдат с солдатом,
но для Григория эти слова прозвучали как высшая оценка его работы в глубоком
вражеском тылу.
И вот "родившийся в сорочке" - сегодня в камере смертников. И попал он
сюда только из-за собственной ошибки. Нет, не ошибки, а ошибок! Ведь
совершил он их не одну, а несколько...
Само решение о поездке за границу почти тотчас по возвращении на
Родину, конечно, ошибкой не было. Даже полковник Титов, узнав о цели
поездки, одобрил намерение Григория, хотя и считал, что задуманное им
рискованно. Но Титов понимал: бывают обстоятельства, когда приходится
пренебречь собственной безопасностью, - помочь другу, попавшему в беду, он и
сам считал святейшей обязанностью, делом чести.
Нет, даже сегодня, в камере смертников, Григорий не упрекает себя за
решение помочь Матини, не упрекает и Курта, письмо которого послужило всему
причиной.
Как растерянно посмотрел на него Курт, когда, прощаясь, Григорий
протянул ему часы и узенькую полоску бумаги с адресом отца! Бедняга просто
опешил. Конечно, парень давно догадался об антифашистской деятельности
своего гауптмана и чем мог помогал ему. Но что герр гауптман не немец? -
нет, такого Курт даже и не предполагал. Впрочем, и без того искреннее их
прощание стало от этого еще теплее.
О неизменной верности Курта говорит и письмо, переданное через
советского бойца, который в свое время бежал из плена к гарибальдийцам,
провоевал с итальянскими патриотами почти два года, а теперь вернулся на
Украину.
Перед глазами Григория и сейчас встают два листочка бумаги, густо
исписанные готическими буквами. Начав с обычного обращения "Многоуважаемый
герр гауптман", Курт зачеркнул слово "гауптман" и, не совсем уверенной рукой
написав "камарад", прибавил в скобках: "Разрешите Вас так называть. Всей
своей жизнью я мечтаю заслужить эту честь". Григорий улыбнулся, представив,
как долго Курт размышлял над обращением, но лицо его сразу стало серьезным,
как только он прочитал следующие строчки. Курт сообщал, что доктора Матини,
переехавшего было в Рим, в дом под номером таким-то по такой-то улице, и
начавшего работать, неожиданно отдали под суд как сторонника Муссолини,
тайного чернорубашечника. Обвинение базируется на том, что Матини вместе с
немецким офицером фон Гольдрингом входил в делегацию гитлеровского
командования, когда велись переговоры об обмене заложниками, и выдал гестапо
одного из гарибальдийцев, с которым велись переговоры, Виктора Петруччо.
Теперь этого провокатора и тайного агента гестапо превозносят как героя, а
Матини винят в его смерти. Эту ложь легко мог бы опровергнуть отец Лидии