"Мирон Долот. Голодомор " - читать интересную книгу автора

от голода. Таким образом, число "преступников" быстро увеличивалось.
Но так продолжалось недолго. Районные тюрьмы быстро переполнились.
Кроме того, власти догадались об истинной причине увеличения
численности "врагов народа". Чтобы остановить поток в районные тюрьмы,
однажды объявили, что сельские "преступники" будут содержаться в сельских
тюрьмах. Узники сельских тюрем вообще не получали никакого питания, и их
семьи должны были носить передачи.
Кроме того, те заключенные, у кого еще оставались силы, обязаны были
работать. Чаще всего им приходилось выкапывать могилы на кладбище,
заниматься дорожными работами или трудиться в поле.
Весь апрель в нашей хате было холодно и неуютно. Мы уже сожгли все, что
горело, чтобы согреться. Коровник, свинарник и забор были разобраны по
частям и использованы в качестве дров. Когда снег растаял, мы начали
собирать по садам, дворам и вдоль дорог высохшие сорняки на растопку.
Несмотря на все лишения, наша семья находилась в лучшем положении по
сравнению с большинством жителей села, потому что у нас еще оставалось
немного картофеля и несколько мешочков зерна, спрятанных в стоге сена.
Кроме всего, у нас была корова! Благодаря нашей корове мы надеялись
выжить. В начале мая у нее должен родиться теленок, и у нас будет молоко.
Мы относились к корове как к нашей спасительнице. С наступлением зимы
мы содержали ее на другой половине хаты и заботились, как только могли. Мы
старались делиться с ней всем, чем было можно.
Но в конце апреля наши надежды рухнули. Пришла повестка о том, что мы
обязаны сдать государству 500 килограммов мяса. Это значило, что нас
принуждали лишиться коровы. Мы никогда так горько не плакали, как в тот
день. Словно нашей жизни приходил конец, хотя это и было недалеко от истины.
К вечеру у нас появились члены хлебозаготовительной комиссии. Они даже
не стали ждать обещанных в повестке 24 часов. Пока несколько человек
сторожили нас в хате, другие быстро отвязали нашу корову и ушли. Все это
скорее выглядело как грабеж, а не законная процедура.
На следующий день мы осознали, в каком ужасном положении мы оказались.
Уже пять месяцев, как мы жили впроголодь. С декабря у нас не было нормальной
еды, за исключением тех продуктов, что мы купили в Торгсине. Нашей
единственной надеждой была корова, она могла бы постоянно обеспечивать нас
молоком, но этой надежды нас только что лишили. А сколько мы об этом
говорили и мечтали! Теперь, нам не на что было надеяться.
Тем временем, голод безжалостно добивал нас. Боли в моем пустом желудке
становились непереносимыми. Я чувствовал постоянную слабость, головокружение
и еле стоял на ногах. Мне казалось, я схожу с ума: ни о чем, кроме еды, я не
мог думать, что бы я ни делал, чем бы ни занимался. Я мечтал о любой еде, но
особенно - о хлебе, свежеиспеченном, мягком и теплом, только что вынутым из
печи. Я ощущал и вдыхал его аромат, я чувствовал вкус свежеиспеченного
хлеба. Мне мерещились горы белого и черного хлеба. Если бы я мог съесть хоть
один кусочек! Больше мне ничего было не нужно.
Эти мечты помогали мне отвлекаться и забывать о болях в животе. Но
стоило мне отвлечься от моих видений, как острая и жгучая голодная боль
снова пронизывала мой желудок и сводила меня с ума.
Но, слава Богу, несмотря на эти навязчивые галлюцинации, большую часть
времени мы продолжали ясно мыслить. Никто в здравом рассудке без борьбы не
сдаться на съедение голодной смерти. Нам надо было выжить, даже лишившись