"Хэдвига Дом. Ницше и женщины " - читать интересную книгу автора

отвратительных тварей, прекрасно ощущая их отвратительность. Отличается же
Стриндберг от Мопассана тем, что его мерзавки убивают мужчин, а мерзавки
Мопассана гибнут от рук своих любовников. Они проклинают в женщине
дьяволицу - но как только эта дьяволица собирается стать членом общества,
они поспешно и страстно призывают ее снова сделаться дьяволицей.

В "Веселой науке" Ницше говорит: "Мужчина творит свой образ женщины, а
женщина образует себя по этому образу".

Вот именно! Вот именно!

Так что же - разве суждения таких мужчин, как Стриндберг и Мопассан,
оправданны их опытом? А нас их опыт оправдает, если мы порекомендуем им
молчание - для их же пользы. За деревьями публичных девок они не видят леса
женщин. Когда мужчины, не вступающие в общение с нормальными, хорошими
женщинами, так враждебно настроены в отношении всего нашего пола, за их
проклятьями я всегда чувствую нечто отвратительно развратное, болезненно
сексуальное, - особенно, если эти проклятья исходят из уст писателей.

Но основу всех основ для упомянутого умственного извращения дает нам
сам Ницше. Он, столь неумно высказывающийся о женщинах, обосновывает свою
неумность куда как умно. В "Утренней заре" говорится: "Опыт даже великих
умов не шире ладони; там, где дело шире ладони, они перестают думать, там
для них начинается бесконечная пустота и глупость"7. Вот именно! Вот именно!

Шопенгауэр и Ницше - наиболее благородные и глубокомысленные среди
наших противников. На основе биографии его сестры (в абсолютной
добросовестности которой сомневаться не приходится)8 мы можем заключить, что
Ницше никогда не вступал в интимные отношения с женщинами. Только в его
письмах к Лу Андреас-Саломе слышны отзвуки душевной общности и чуть ли не
нежного участия. Но и эти отношения, по сообщению Элизабет Фёрстер, длились
всего лишь несколько месяцев. Его дружеское чувство к Мальвиде Майзенбург9
(у меня сложилось впечатление, что оно не пустило в его душе глубоких
корней) носило характер почтительной симпатии молодого человека к старухе,
по-матерински опекавшей его. Его контакты с другими особами женского пола
были столь мимолетны и поверхностны, что обсуждать их нет никакого резона.
Тем не менее он с абсолютной самоуверенностью выносит суждения о "женщинах,
как они есть".

То, что он написал о женщинах, я читала с замешательством и глубоким
удивлением. Мне хотелось, закутав голову, плача воскликнуть: "И ты, сыне мой
Брут!" Ужас охватил меня, как если бы посреди возвышенной красоты океана
внезапно показалось чудовище.

Ницше, гениальный, потрясающий поэт, - в то же время и светлый
мыслитель. Его мысли, так часто попадавшие в сердцевину вещей отточенными
золотыми стрелами, подобно солнцу освещавшие целые миры или, словно Зевесовы
перуны, бурно поражавшие их, - мысли этого гения для защиты от женщин подчас
вооружались дрекольем. Когда он писал о "женщине, как она есть" - неужто это
был "Шопенгауэр как воспитатель"10, под чарами которого он еще находился?