"Юрий Домбровский. Записки мелкого хулигана" - читать интересную книгу автора

- Так вот, - сказал зам. - Я бы очень просил вас, чтобы больше этого не
повторялось. Тут нужно иметь дело с настоящими преступниками, а отвлекаешься
на какую-то чепуху.
Голос был мягкий, даже вибрирующий. Человек говорил вежливо, деловито,
да и я сам понимал, что произошло черт знает что. "Какие же хорошие люди
попадаются в милиции", - вот что я подумал тогда.
- Товарищ начальник, - ответил я. - Практически, конечно, я могу
поручиться вам чем угодно, что ничего подобного у меня больше не повторится.
За мои пятьдесят семь лет в моей комнате подрались впервые. Но, говоря чисто
юридически, какую я могу вам дать гарантию, какие меры тут принимать? Ведь
вспомните, я даже как свидетель вам не пригодился. Они взрослые люди, члены
творческих Союзов, и каждый, в конце концов, отвечает только за себя.
Позвоните в их организации, и вы точно установите долю вины каждого.
- Да я звонил, - ответил мне начальник невнятно. - До свидания.
Так вот, этот самый человек и сидел теперь передо мной. Т.е. сидел-то
теперь совершенно иной человек, насмешливый, всесильный, довольный тем, что
наконец-то пришла и его очередь.
- Я покажу вашему Союзу! - сказал он. - Если секретарь опять мне так
ответит, я и его привлеку. Хулиган! Вот вы кто такой.
Я так ошалел, что только и сумел повторить:
- Хулиган?
Он поднялся из-за стола. Он очень грозно поднялся из-за стола и стоял
теперь передо мной, отделенный барьером, и я сразу понял все: по ту сторону
барьера карающая рука закона и сам закон, т.е. он, а по другую -
преступление и наказание, т.е. я.
"Хулиган". Он "покажет". Сколько лет я уже не слышал подобного! Я
вспомнил все и почувствовал, что задыхаюсь. И поскорее отошел от него.
- Ну ладно, я хулиган, а тот, что резал женщин, тот кто?
Он фыркнул.
- Кого не надо, того не режут, - ответил он. - Что, проституцию
разводить вздумали? В подвал бегать? Баб водить?
Тут я пришел наконец в себя. Нет, я не подошел к барьеру, я как стоял,
так и остался стоять у стены.
- Знаете что? - сказал я. - Вот сейчас на вас ваш мундир и вы за
барьером. Вы, как говорится, - при исполнении. Но когда-нибудь я вас встречу
без мундира и не при исполнении, тогда я вам на все отвечу по-мужски: и на
хулигана, и на проституцию, и на это "баб водить". И вы этот разговор на всю
жизнь запомните. Уверяю вас, что запомните, гражданин хороший!
Потом мне говорили, что все это я сказал почти шепотом. А мне тогда
казалось, что я ору на всю дежурку, но, наверно, кто-то словно сдавил мне
горло и поэтому я говорил тихо-тихо. Сказал и сел. Кто-то сзади осторожно
тронул меня за плечо. Оглянулся - Саркисов. И тот, за барьером, тоже
потерялся.
- Вы свидетель! - говорит он. - Вы слышали, как он разговаривает со
мной?
Тогда Саркисову в праве быть свидетелем отказали, а сейчас ему эту роль
навязывают силком. Он растерянно улыбается. Я сижу на лавке. Меня не трясет.
Нет, я весь застыл, окаменел в какой-то злобной судороге, как тогда, в 38-м
году, перед орущей и кривляющейся мартышкой в майорском мундире. Я уже
больше не могу ни говорить, ни кричать. Мне остается только сидеть и ждать,