"Юрий Домбровский. Статьи, очерки, воспоминания " - читать интересную книгу автора

встретился с ним снова: проходил пушкинский юбилей, и в одной из витрин биб-
лиотеки (в эти дни она и получила наименование Пушкинской) появилось
старинное издание книги Фенелона "Путешествие Телемака". Над ней ватман:
"Книга из библиотеки А. С. Пушкина, забытая им в Уральске".
Уральск Пушкин проезжал во время поездок по пугачевским местам. Тогда
он и мог забыть этот толстый крошечный томик. Книга, забытая Пушкиным в
Уральске, - дар Кастанье. Один дар Кастанье - тот альманах - кажется, давно
пропал, так цел ли хоть "Телемак"?

А потом, в 1938 году, я стал работать в Центральном музее Казахстана и
столкнулся с Кастанье очень плотно, пожалуй, много плотнее, чем хотелось.
Этот период моей жизни довольно полно и точно описан в моем романе
"Хранитель древностей". О Кастанье там есть такие строчки: "Мне просто
некуда было от него деваться, столько он набросал мне камней, и там
Кастанье, и тут Кастанье, и везде один и тот же Иосиф Антонович Кастанье,
"ученый секретарь Оренбургской архивной комиссии" (так он подписывался под
своими статьями), "преподаватель французского языка в Оренбургской гимназии"
(так в одной строке сообщил о нем Венгеров). Так я и не знаю, когда он
родился, когда умер и даже какая цена всем его ученым трудам. Знаю только,
что был он подвижен необычайно. Семиречью предан фанатично... Все идеи и
образы мировой истории, осевшие золотом, мрамором и бронзой, этот человек
хотел привлечь для того, чтоб они объяснили ему, что же такое каменные бабы
его родных степей, - ничего из этого, конечно, не могло бы выйти... Но, как
теперь сказали бы, краеведом Кастанье был первоклассным - внимательным,
неутомимым, знающим, рьяным. Он был из тех, для кого история - действительно
муза". Вот и все, что я знал тогда о Кастанье.
Прошло еще пять лет. Я ушел из музея. Наступила война. Зимой 1943 года
в больнице я написал роман "Обезьяна приходит за своим черепом". Рукопись
пролежала 16 лет и была издана только в 1959 году. Не знаю, каковы
литературные достоинства этого произведения, но тогда это была весьма
своевременная книга. Она как бы вся овеяна морозным дыханием той трудной
военной зимы. Главная ее тема - человеческое первородство и борьба за
гуманизм. Лежа на больничной койке, оторванный болезнью от всех событий
века, я изнывал тогда от собственного бессилия, и еще и еще раз с полной
ясностью понимал, сколько же зла в мир принесла проповедь беспартийности,
нейтральности науки и идеологии. Ведь именно они - проповедники
надклассового гуманизма, люди, "стоящие над схваткой", и открыли зеленую
улицу фашизму. Вот все это я и пытался втолковать главному герою своего
романа - человеку, мне глубоко симпатичному. Это эдакий безукоризненно
честный буржуазный ученый - глава школы первобытной археологии и
антропологии Леон Мезонье. Нарисовал я его довольно традиционно, но с
любовью. В моем изображении это здорово растерявшийся, как будто бы даже
слабый и способный к компромиссам человек, но ведь "тяжкий млат, дробя
стекло, кует булат". И я показываю Мезонье именно булатом. К познаванию
истины, тем не менее, он приходит очень поздно, перед самым своим
героическим самоубийством, почти в ту минуту, когда в его двери стучатся
гитлеровцы. Но так тогда я рисовал себе образ и судьбу Кастанье. Его
смешная, трогательная, но, сознаюсь, почти полностью выдуманная мною фигура
и была тем единственным материалом, который пошел на создание образа старого
профессора.